— Да так, — будто не в своей тарелке, мнется парень, пиная невидимый камушек. Неопределенно мотает головой в сторону матов, откуда я почти сбежала. Нехотя бросаю косой взгляд. Игнат как ни в чем не бывало болтает с несколькими парнями из команды, на нас с Егором не смотрит.
Можно дурой прикинуться и продолжить непонимание изображать, но зачем? Отпираться от очевидного глупо, видимо, Литовец один из свидетелей наших разборок.
— У нас непримиримые разногласия касаемо ВСЕГО, что связано с… СО ВСЕМ, и боюсь, это навсегда, — зачем-то признаюсь, с горечью осознавая — только что озвучила страшную мысль, которую гнала от себя последние недели. Пустые, выброшенные на ветер дни жуткого самозаблужения, где пыталась оправдать себя, Игната, наши поступки и свои взыгравшие чувства.
— Иногда открытый диалог расставляет все по своим местам и помогает докопаться до истины, Ириш, — вгоняет в ступор заумной фразой Егор.
— Диалог — разговор двух персон, Литовец, а Селиверстов предпочитает либо моно-, либо офигительно огромную аудиторию, где опять же будет звучать моно-…
— Дай ему шанс, — дружеский совет через понимающий хмык.
— Давала, и, бог видит, не один раз. Ладно, прости, мне нужно к другу, — киваю в сторону скамеек, где Шумахер сидит. Уже не один… По обе стороны от него девчата. Они тоже участницы межвузовских соревнований, а еще помню их по тусовке Родиона на гонках. Девчата тогда обжигали взглядами, и сегодня первая же игра была как раз с их командой.
Шувалов слушает, кивает, улыбается, редко, но отвечает, а когда ловит мой взгляд, на миг переводит на Литовцева, — мрачнеет, — опять на меня и подмигивает.
Даю отмашку, мол, вижу, сейчас подойду. Нужно же для глазастых сделать вид, что я рада приезду Шумахера.
— Шутишь? — реплика Егора вырывает из затянувшегося молчания. — Этот моральный урод твой парень?
Уставляюсь на Литовца в недоумении. Нет, я уже поняла, что о Шувалове плохо думают многие. Приписывают всяко-разно, но Егору-то он чем насолил?
— Я не знаю, что у вас за конфликт, но лично мне Родион делал только добро.
Литовец свирепеет, да так быстро, что теряю дар речи. Я не помню, чтобы он выходил из себя. Не мне судить, конечно, я его мало знаю, но за то время, что общались… он ни разу не злился и не ругался. Казался сверх позитивным, никогда не унывающим парнем, да и вообще не способным на агрессию.
— Он — мразь, Ира. Рано или поздно это вырвется из клетки, где скрывается под личиной милого парня, и тогда… Ир, ты классная девчонка, поэтому, — мотает головой Егор, — берегись его, прошу. Не верь, не покупайся, жди… и никогда не поворачивайся к нему спиной.
— Ты меня пугаешь, — устало закрываю глаза, пытаясь справиться с усилившейся болью в голове.
— Не буду задерживать, — Литовец толком не прощается, скрывается в гуще своей команды, толпящейся в ожидании начала следующей игры.
Инстинкт самосохранения у меня развит неплохо, я всегда чувствовала, что Шувалов непростой парень, шлейф его прошлого будет нагонять не только его, но и всех, кто его окружает. Раз уж я с ним, значит, и меня зацепит. Нужно будет поговорить с Шумахером. Лучше узнать какие-то подробности лично, чем хватать сплетни, часть из которых скорее преувеличена, искажена, домыслена…
К Шувалову подступаю аккурат, когда судья дает свисток об окончании матча. Зрители свистят, отыгравшие — строятся для последней благодарности друг другу, следующие команды кучкуются возле площадки, чтобы выйти на разминку. Игра будет между нашими парнями и коллективом вуза Егора.
— Привет! — мнусь перед Родионом в полной растерянности, как нужно поприветствовать «своего парня», но так, чтобы и ему не дать ложного шанса на наше будущее, чтобы позлить Игната, и не дай бог не выбесить Лианга, — на тот случай, если он где-то затаился. Зная его, думаю, если не лично, то в зале есть глаза, которые фиксируют важное и передадут необходимое.
Шумахер тотчас забывает о подругах, расцветает в загадочной улыбке:
— Ириш, — не успеваю сориентироваться, как подгребает к себе за талию, и уже через миг оказываюсь между его ног. Тесно прижата руками, точно хомутами, даже приходится ладони на плечи ему положить для опоры — иначе рухну. — Думал, мимо будешь все время ходить!
Вырываться не спешу, вроде пока все более-менее прилично для меня и чужих глаз. Хотя, жжение от взгляда одной из девчонок, сидящих рядом с Родионом, доставляет легкий дискомфорт.
Злая… но это ее проблема.
— Если тебе этого хочется, — деланно обижаюсь. Как-то так, наверное, кокетничают. Правда, сложно изображать из себя легкомысленную кокетку, когда за спиной мячи грохочут и вокруг народ волнуется и гудит, а с двух сторон мегеры ревнивые взглядами испепеляют, а сама на монстра обезвоженного смахиваю.
— Ты знаешь, чего мне хочется, — многозначительно отзывается Родион, сверкая кристалликами морозных глаз с до безобразия огромными зрачками.
Блин, совсем уж откровенно! Я бы покраснела, но эти слова не трогают, а вот скажи их Селиверстов… Да мне бы и его взгляда хватило, чтобы оказаться в краске смущения и бездумной попытке бежать без оглядки.