Непримиримые 2

Блина, вот что я наделала? Обидела женщину. Она ведь хорошая. Мне очень, ну прям очень, нравится. Я даже не обижаюсь на нее из-за мамы. Если бы не ее сын, так и круто было бы, если отец с ней стал жить. Может, от меня отстал со своими нравоучениями и попытками сделать из дочери лабораторную крысу а-ля старую деву!

— Игнат приезжал, — реплика Амалии догоняет в спину, когда уже к лестнице иду. Звучит так внезапно, что с шага сбиваюсь. Торможу возле первой ступени.

— Да, я видела его велик и скейт в гараже, — непринужденно, насколько могу, дергаю плечом.

— Передавал привет, — внимательно смотрит на меня соседка, будто старается отыскать хоть намек на мои настоящие эмоции.

А мне больно. В горле аж режет от сухости, дышать плохо получается. И сердце предательски долбится, с каждым ударом все ощутимее и натужнее «Игнат. Игнат! Игнат!!!».

— Угу, — благо, голос не подводит. Звучит безлико.

— Скоро приступят к сборке второго этажа, — делится новостью соседка. Вообще идиотская новость. Пока кушали, это обсудили. — Только в проект доработку внесут, — чуть мнется, косо посмотрев на моего отца.

Папа молчалив, поглощает остатки гречки и салата с зеленью.

— Угу, — киваю, чтобы хоть как-то поддержать Амалию, да и разговор, хотя не понимаю, в чем его необходимость сейчас.

— А потом я съеду, — в ее глазах мелькает раскаяние и смущение, — и Игнат, если вернется. Точнее, — поправляется, чуть мотнув головой, — когда…

— Да вы нам не мешаете, — все же заставляю себя ответить что-то более сложное, чем междометье, — вроде.

Признаться, напрягает молчание папы. То ли я чего-то недопонимаю, то ли правда что-то происходит.

— В гостях хорошо, а дома лучше, — заключает с неестественной улыбкой Амалия, хотя изо всех сил выдавливает непринужденность.

Мне уже интересно, что тут за секреты без меня случились, только не требовать же объяснений. Да и бабуля сегодня мудростью делилась — со своими советами на чужую грядку…

Уверена, придет время — поведают, а нет — значит меня не касается…

— Дело ваше, — равнодушно окидываю родственников взглядом.

Все молчат. Меня обычно не смущает тишина, но сейчас она удручает, а если учесть, что за душой немало секретов, так и подавно тяжким грузом наваливается.

— Если проблема во мне, то зря. Мне все равно… — на всякий случай решаю прояснить позицию, хоть чуть лукавлю. Не столь Амалия пугает в доме, как возможное присутствие ее сына. Не знаю, когда буду готова спокойно переживать совместные посиделки, праздники, но точно не сейчас… Еще рано… свежо, ощутимо и нервозно.

— Я же тебе говорил, — тотчас подхватывает папа, стреляя в Амалию укоризненным взглядом. — Ирина взрослая девушка, и со своими обидами и чувствами быстро справляется.

— Даже если бы не справлялась, разве кого-то волнуют мои чувства и обиды? — не покажись фраза смехотворной, я бы, возможно, в нее поверила.

— Конечно, милая, — заверяет убедительно соседка.

— Если уже Игнат смирился и успокоился, то Иришка и подавно не будет против нас.

Странно, диалог начали со мной, а обращаются через меня — друг к другу. Хм, видимо, у них размолвка на фоне совместной жизни и наших с Селиверстовым интересов.

— Да вы что? — не выдерживаю и давлюсь смешком. — Сам Игнат дал благословение? — видя растерянность на лицах домочадцев, продолжаю глумление: — Жаль, он единственный, кто умел привнести эмоций в нашу унылую, интеллигентную жизнь. Даже скучно как-то — все слишком благодушно и понимающе.

— Ирина!

Ура!!! Папа ожил! А то уже начинается тик из-за странного поведения родителя.

— Прошу, не будем поднимать пройденный этап. Ошибки все допускают и даже аморальная сторона…

— Ты не имеешь права мне указывать и тыкать в аморальность! — все же выводит на более сильные эмоции папа. — Как бы я ни была не права, как бы вопиюще некрасиво ни поступала, не имеешь права. Кто угодно, но только не ты и не Амалия…

— Не тебе меня судить, Ирина. Не детям осуждать родителей! А я твой отец!

— И что? Слово «отец» не столь важно, как «человек». Быть человечней, порядочней — это важнее, а ты не такой…

— Ира, сядь! — кивок на диван.

— Мне вообще-то уходить нужно! — предпринимаю попытку ускользнуть от разговора.

— Сядь! — приказ, но и я вредная.

— Мне и стоя нормально.

— Дело твое, — отец даже не оборачивается, зато бабушка и дедушка тенью покидают зал. Амалия утыкается лицом в руки. Вроде не плачет, но напряжена так сильно, что мне реально страшно становится. — Как бы ты не спешила, есть некоторые вопросы, которые следует прояснить немедля, — серьезен и обманчиво спокоен. — Потому что так больше не может продолжаться. Жизнь… не только твоя, но и наша…

— Я слушаю, — складываю руки на груди в защитном жесте и подпираю задом тумбу возле лестницы.

— Я никогда раньше не говорил с тобой на столь щекотливую тему, но, — сглатывает, — видимо, зря. Думал, что… правильнее не копошить прошлое, — опять заминка. — Для начала хочу знать, что ты помнишь обо мне и маме.

На миг торопею.