Непримиримые 2

И он делает еще шаг — его губы опаляют мои. Коротко, жадно, будто пробуя, можно ли?.. Не против ли я? Не этого ли хочу?..

Срывает стон и отстраняется, чтобы увидеть мою реакцию. Непроизвольно подаюсь следом, ведь этого прикосновения пылающему рту катастрофически… жутко мало! А я еще хочу… не раскусила, не напилась… не поняла…

И Игнат вновь припадает — напористей, жарче, властней. Поглощает мои губы своими уверенней, наглее, со смаком и пылом.

Стону от новой мощной волны, расползающейся по телу, точно цунами — она опаляет грудь, мощно бьет в голову. Другой горящий узел пульсирует внизу живота

— томно, требовательно, настойчиво.

Эйфорию дурмана сбивает очередное острое ощущение — Игнат пальцами хозяйничает в моих трусиках, беззастенчиво лаская сокровенное.

Даже не успеваю извернуться, возразить или просто возмутиться — он мягко вторгается, куда раньше никого не пускала, заставив ахнуть и прогнуться дугой. Неприятные кратковременно болезненные ощущения сменяются новыми — приятными и тягучими. А Селиверстов голодными поцелуями продолжает усугублять падение в омут сладкой истомы, лишь ненадолго отрываясь и позволяя глотнуть кислорода. Наглые движения прогоняют по телу щекотливые волны удовольствия.

Ласки становятся более грубыми, но не менее восхитительными.

О, черт! Я и не знала, что такое можно испытывать! Лианг не позволял себе вытворять подобное с моим телом. Он хотел, но не…

Мой очередной вскрик Игнат заглушает губами. Жует мои, а я разрываюсь между «притянуть ближе» и «найти силы и немедленно прекратить пытку» — оттолкнуть соседа прочь.

Меня потряхивает от наслаждения, теряюсь в чувствах, но упираюсь руками в грудь парня и, занимаясь самоистязанием, все же неуверенно пихаю.

— Ир, — мычит с мукой Игнат, — не надо, — бормочет, опаляя кожу дыханием и прикосновением губ. — Не мучай нас, — мягко сопротивляется. Легкими поцелуями прокладывает дорожку по шее, языком скользит по ключице, чуть дольше припадает к выемке между грудей.

Полный швах мозгам! Вместо того, чтобы отталкивать — обвиваю ногой торс, подставляясь под ласки Игната. И он хватается за мою капитуляцию — стискивает бедра так сильно, что опять ахаю, прогибаясь навстречу жалящим губам и зубам.

Реальный ураган! Ударной волной, да с мощью цунами. Блин, сейчас буду стонать так громко, что сбегутся все родственники!

От удовольствия закрываю глаза и закусываю губу, чтобы хоть как-то себя заткнуть. Нужно его остановить…

Боже!

Что творит Селиверстов?!

Его губы на груди. Жадно втягивают со…

О-о-о, нежно прикусывает.

Распахиваю глаза. Одновременно вцепляюсь в волосы парня и тяну выше. Меня надо заткнуть! Не хочу орать на весь дом!

Сама требую поцелуя. Даже хуже — впиваюсь в Селиверстова с таким постыдным пылом, что презираю себя и в то же время благодарю — хоть так не смогу заголосить.

Игнату это нравится. С надрывом хмыкает в рот, углубляя поцелуй — дрожу сильнее, подставляясь под беспредельно, в конец оборзевшие пальцы, толчками меня подводящими к чему-то новому, почти разрывающему на части.

Мне так хорошо. Задыхаюсь от чувств. Почти в Раю…

— Ир, — отрывается от меня сосед, коротко обжигает губы своими, и опять уставляется глаза в глаза, чаруя пасмурной серостью. Его руки продолжают истязать мою плоть сладкой пыткой, доводя до какого-то сумасшествия. — Только скажи, и я…

Какой же у него чарующий бархатный голос! Мощнее любой известной дури. Сейчас кончу только от его шуршания, хрипоты.

Но я не в силах говорить, меня пожирает огонь, лишь мечусь по подушке, остатками не перегоревших мозгов понимая — ни за что не скажу, что он хочет услышать. А я знаю, чего этот гад желает.

Нет уж… не получит!

— Ир, — с болью взывает к состраданию Игнат, — ну, хоть коснись меня, — носом утыкается в висок, пыхтит яростно, натянутый, точно струна.

Совсем одурел?

Чуть не давлюсь негодованием, но вместо язвительной реплики рукой сильнее зажимаю его волосы, не позволяя отстраниться, а другой касаюсь мощного плеча. Скольжу, описывая рельефы шикарного тела, проникаю под резинку боксеров. Готова сгореть от стыда, но уверенно провожу ладонью по твердому, упругому возбуждению. Боже! Никогда не трогала чего-то более… восхитительного! Это так приятно. Горячее, пульсирующее… оно живое…

— М-м-м, — стонет протяжно Игнат. — Обхвати его! — командует тихо, и как только выполняю поручение, жадно припадает к моим губам. Отвечаю, но на миг торопею, когда сосед вторгается языком, едва не засадив его по гланды, и в этот же момент качает бедрами.

Зачем-то отвечаю на вызов. Языком сражаюсь за свободу и в то же время плавлюсь от напора и умелой игры пальцев Игната.

Мой хват слабеет.

Боже! Что мы делаем?

Пустая мысль улетает в никуда, интимный шепот на грани рыка заставляет вновь подчиниться:

— Ирка, держи крепче, дай хоть так кончить, — умоляет надрывно.

Держу, не отпускаю…

Игнат опять двигает бедрами, пальцами продолжая подстегивать меня к вершине, где смогу забыться. Я в этом уверена… Где-то там… буду, как небожитель. Так ощущения подсказывают. И я хочу…

В бога не верю, но, блин, сейчас хочу стать чертовым небожителем! Парить в нирване…