Непримиримые 2

— Ир, — протягивает Ксения, приходится на нее посмотреть. Не выдерживаю немой сцены:

— Блина, Ксю, меня лихорадит рядом с ним. Я этого так боялась… — на миг глаза закрываю, всем видом показывая, как жжет правда.

— То есть, лихорадит? — вскидывает одну бровь подруга.

— Ну, это когда тремор в теле, бросает то в холод, то в жар.

— Ир, — одергивает Ксения, — я, конечно, не так умна, как ты, но я другое имела в виду: прям трясет от раздражения, или возбуждения? — въедливый прищур. — Ну, это когда помимо тобою сказанного еще и голова дуреет, ноги слабеют, а в животе бабочки… — добавляет значимо.

— М-м-м, — задумываюсь, водя пальчиком по едва заметной зазубрине на светло- голубом столе кафешки. Сказать «а» было легко, а вот остальное… — В том-то и дело, что раздражаюсь, но и возбуждаюсь…

— Мать, — обреченно выдыхает Бравина, — ты попала!

— Что? Вот так… прям вердикт, и все?

— Ага, — безапелляционный кивок. — Очуметь, — не скрывает восхищения, — Верст в тебе женщину разбудил!

— Очень смешно, — морщусь. — Мне вообще-то не до шуток, а ты… Я…

— Это же нормально, Ир. Разбудить женское начало…

— Да оно и не спало, Ксю! — возмущаюсь загадочной радости Ксении. — Это просто я… благоразумно держалась подальше от соседа!

— Ты с ним переспала? — прямо «бах» и без такта и учтивости.

— Ксю! — давлюсь негодованием. — Ну, нет, конечно… хотя… — запинаюсь, врать подруге не хочу.

— Что «хотя»? — теперь прищур с подозрением.

— Мы-занимались-петтингом, — выговариваю на одном дыхании и затаиваюсь, боясь реакции Бравиной.

— Вот же пройдоха! — непонятно с чего восхищается Ксения, и почему-то… Игнатом.

— Он лишил тебя психологической невинности! Всегда знала, что в плане обольщения он еще тот гений…

— Ксю! — возмущаюсь. — Ты же вроде моя подруга, — выделяю слово «моя», — но почему-то начинаю в этом сомневаться!

— Ир, ну заканчивай меня обвинять в своих грехах и… ролевухах, — добавляет с нескрываемой глумливой улыбкой. — На самом деле, это нормально…

— Это аморально! — поправляю, бурча в стол.

— Ах-ах, — продолжает смеяться Бравина, — это как посмотреть.

— Я смотрю со стороны «мне теперь жуть как стыдно», — поясняю свою позицию ворчливо.

— Ой, ерунда! Зато тебе понравилось, — равнодушная отмашка.

— Я позвонила, чтобы совет выслушать, ну и поплакаться в твою жилетку, а ты…

— Жилетку дома оставила, — продолжает шутить Ксю. — Ты же не предупредила, что развратница еще та…

Недовольно вздыхаю, подруга смягчается:

— На самом деле, я рада, что у тебя хоть так «было». Теперь наконец-то признаешься, что Игнат тебе нравится! — выдает с видом «а что я тебе говорила?!»

За скоростью ее логики едва поспеваю.

— Нет! Нет, — шикаю смущенно. — Но признаюсь, что именно на него реагирует тело, — тихо, а на последних словах умолкаю.

— И что, так ни на кого и никогда больше не было? — допытывается миролюбиво Ксю.

Вот, как она умеет вопросы задавать, прям неудобно и ребром.

— Нет, — мешкаю. — Только на него… и причем не первый раз, — выдавливаю нехотя, бормоча под нос, ведь признание не облегчает самочувствия.

— А это я когда пропустила? — тотчас уточняет Ксения с холодком.

— Когда я… когда ты… была в пьяном… угаре, — запинаюсь бессвязно, потому что нет нормальных слов, чтобы четко разложить все по полочкам, — а я… брошена в логово зверя…

— Капец, Ир, — вытаращивает огромные серо-зеленые глаза Бравина. — На той школьной вечеринке в доме Зура?

— Ага, — нервный кивок. — Игнат меня поцеловал… а потом в бассейне, ну… а я… так опешила, растерялась. В общем, даже не сопротивлялась.

— Он же тебя вроде не тронул тогда. Отпустил, — словно ковыряясь в памяти, поправляет меня Ксения.

— Угу, — опять кивок. — Он был таким грубым. Еще бы, — шепчу в пустоту, — его-то, как меня, не прошибло. А я… блин, Ксю, если он вздумает продолжить распускать свои руки и губы, я вряд ли отобьюсь.

— Охренеть, — брякает мрачно Бравина. — И ты это скрывала от меня? Молчала?

— Ксю, — возмущаюсь нападке. — Ты слышала, что я говорила? По вашей со Спартаком вине я столкнулась лицом к лицу с монстром, и в моем теле и мозгах случился коллапс. Да такой, что я не могла оставаться в городе. А сейчас тебя волнует только то, что я молчала?

— Прости, — с толикой вины, а потом укором: — Но я твоя подруга. Могла бы сказать, что тебе рядом с Игнатом…

— Ксю, мне что, надо было об этом кричать?

— Ну, — заминка, — намекнуть хотя бы…

Молча соплю. Начинаю жалеть, что позвонила Бравиной, но тут Ксения жалостливо тянет:

— Ир, прости, — участливо берет за руку. Чуть сжимает: — Я тогда полной дурой была. Так увлеклась собственными проблемами, что не смогла тебе подставить плечо.

— И ты меня прости, — сокрушенно. Понимаю свою ошибку и смехотворность обвинения. — Я тоже повела себя эгоистично. Убежала, не поговорила, и даже не подумала тебя отговорить от глупости.

— Эх, — выдыхает с грустью Ксю, — мы обе крупно облажались.