Непримиримые 2

Меня укачивает волной, чувственной, горячей. Стискиваю хозяйство парня сильнее. Движения становятся резкими, частыми. Дышим жарче, тяжелее, голоднее. Да, я вот-вот причалю к берегу, правда, сама не знаю, какому.

Меня штормит навстречу пальцам. Тело изнывает, губы дрожат. Мне плохо, одиноко, но в то же время я на подходе к… восхитительной эйфории.

Игнат качается ко мне с протяжным стоном через боль: «М-м-м!!!».

Его хозяйство напрягается, чуть вибрирует. Не выпускаю, но ощущаю, что по пальцам стекает нечто теплое.

Мысль вновь улетучивается. Под бархатный рык Игната поспеваю и я — рвано всхлипываю, прогибаюсь навстречу. Меня прошибает разрядом так сильно, что тело начинает мелко потряхивать, словно в лихорадке.

Зубами вонзаюсь в плечо соседа, проглатывая еще более громкий, постыдный стон блаженства.

Я в Раю… парю… лечу… словно снежника, лениво падающая с неба. Как хорошо… томительно сладко.

Сердце скачет так рьяно, что эхо отдается в голове, даже уши закладывает… Эйфория, что б ее…

Эйфория как-то быстро отступает. Закрадывается гнусная мыслишка, что я натворила нечто омерзительно-неправильное, но такое… приятное, что впору краснеть, да глаза отводить.

Озноб тихонько отпускает, а с ним подкатывает жгучее чувство стыда. Едкое, проказливое…

— Да, малыш, — со смешком выдыхает Игнат, все еще пыхтя, как паровоз, и смачно целуя в висок. — Мы как школьники…

Вот так, в объятиях Селиверстова, медленно прихожу в себя.

Лежим, сопим… Потные, горячие… развратные…

Рассудок, ты где?!

Меня колотит, сердце все еще готово выскочить из груди, но по телу бегают теплые волны удовольствия.

— Ты что, кончил мне в ладонь? — понимаю, что не самая умная фраза после случившегося. Возможно, глупо, но уточнить нужно.

— Ах-ах, — с непонятным надрывом кивает Игнат, — ты мне, кстати, тоже…

— Ужас! — признаюсь, еле совладав с осипшим голосом.

— Не, малыш, спасибо хоть так, а то если сам… без помощи… в боксеры — жуткий стрем!

— Блин, — закрываю на миг глаза, — да по мне вся эта ситуация в целом — стрем!

— Думаешь, я часто занимаюсь петтингом? — мутно-серые глаза дотошно изучают мою физиономию.

— С твоей бурной сексуальной жизнью… — начинаю робко.

— Бл***, да я только в школе пару раз этим баловался, и то, потому что девственницу разводил на трах.

Правда заметно отрезвляет. Нервно сглатываю:

— Мило.

Знал бы ты…

— Ир, — бормочет проникновенно Игнат, — ты хоть представляешь, что с нами творишь?

— Нет, — совершенно не вру, для меня это действительно в новинку. Да и вообще, если бы не шок, сгорела бы от стыда.

— Ты такая горячая, влажная, — мурлычет Селиверстов в волосы, носом ведет по щеке, к губам, поддевает мой нос, и я понимаю, что Игнат до сих пор во мне. Пальцы вновь начинают скользить, вызывая дрожь в теле.

— Узкая… ты такая узкая… — опять слышатся нотки не то муки, не то боли. — И-и-ир, — стенает, жадно пососав мою губу. — Мне мало, я еще хочу…

Пока могу думать, пока рот свободен, пока цепляюсь за силу воли, да в конце концов за остатки рассудка, шикаю:

— Селиверстов, убери свои пальцы… из меня! — добавляю значимо и с расстановкой.

— Шутишь? — бормочет неверующе Игнат, продолжая наглые поглаживания. Упираюсь чистой ладонью в грудь соседа, предостерегая взглядом.

— Ир, ты… Бл***, хочу тебя! Давай хоть губами, языком…

— Э-э-э, — вот от подобной фразы в лицо словно кипятком плещут. Отшатываюсь, еще и коленкой отталкивая соседа.

— М-м-м, — досадливо стенает Игнат, и как только дает свободы, брезгливо уставляюсь на свою поруганную ладонь.

— Какая гадость, — морщусь. Запах неприятен, а от осознания, что это, вообще, подташнивать начинает.

— Ир, — бурчит Игнат, — заканчивай строить невинность, которую только что осквернили и принудили к запрещенному сексу. Давай хоть разок, а?

— Иди вон! — оглядываюсь в поиске, чем бы вытереть гадость.

— Ага, — сосед грустно хмыкает, — нужно салфеток купить. А то я полазил и не нашел…

— Что? — вытаращиваюсь на Селиверстова. — Ты у меня тут рыскал?

— Типа того.

— А на кой они тебе были нужны… — мысль еще полностью не оформляется, а я уже торопею от мелькнувшей догадки. Становится настолько не по себе, что задыхаюсь от негодования.

— Ну, — секундная пауза, — че ты, как маленькая?! — нападает, защищаясь Игнат.

— Селиверстов, да ты… совсем опух от наглости и распущенности!

— Тебя так задело, что я искал средство гигиены, или что предложил его купить? — озадачивается хмуро.

— Не нужны они мне! — заверяю горячо. — А если ты любитель этой самой хрени, то есть шкурку погонять, вали в другую постель, где есть салфетки!

— Ир, это всего лишь салфетки… Они еще пригодятся.

— Блин, — закатываю глаза, меня начинает потряхивать от борзоты и простоты соседа, а еще от бессильной злости, — ты реально думаешь, что мы будем это продолжать? — уставляюсь на парня.

— Конечно, — отзывается не так уверенно Игнат, настороженно меня рассматривая. — Тебе же понравилось!

— Селиверстов, дрочи в одиночку, а свои… — запинаюсь; жутко неудобно и стыдно о таком говорить, — пальцы, — выдыхаю с жаром, тотчас заливаясь краской смущения, вспомнив, что они со мной творили, — при себе держи!