Непримиримые 2

— Подчищены! — наставительный кивок. — Хочу дожить до того момента, когда ты все же карты раскроешь, что за хрень происходит.

Торопливо покидаю квартиру, но на пролет ниже, застываю:

— Если тебе важно, я не сплю с Родионом. И с Лиангом тоже… — наверное, поплачусь за признание, но очень надеюсь, это хоть как-то успокоит Селиверстова.

Грохот двери дает исчерпывающий ответ на то, что он об этом думает.

Перескакивая ступени, мчусь прочь из подъезда. Только в глазах резь, в горле горечь… Меня реально мутит. Ненавижу Игната! Боги, как же я ненавижу его любить!

* * *

Уже в дверях сталкиваюсь с Шумахером. Полагаю, его терпение лопнуло, и он торопится на нашу с Игнатом «вечеринку». Толчком впихивает меня обратно в подъезд. Зло шпарит холодным взглядом, дотошно рассматривает, словно мечтает высмотреть подтверждение самым низким предположениям, сугубо аморального плана.

— Привет, — решаю начать разговор первой и, признаться, не на шутку испугана.

Шувалов цапает за руку — рывком к себе:

— Ты пила? — с нескрываемым гневом.

— Нет, — в легком замешательстве. — Селиверстов, — запоздало улавливаю суть вопроса.

— А почему алкоголем пахнешь ты?

Несгибаемо — глаза в глаза. Страха не покажу. И, уж тем более, не собираюсь рассыпаться оправданиями.

Шумахер зло пыхтит, отпихивает мою руку и толкает входную дверь.

Недолго восстанавливаю дыхание и тоже выхожу на улицу. Родион возле своей машины. Руки в боки, смотрит вперед, но в никуда.

Останавливаюсь рядом.

— Если хочешь устроить разборки, это не лучшее место. Не знаю, что в голове Игната, но если у вас контры, а он в окно за нами следит, его порадует твоя несдержанность.

— Ты с ним…

— Я ему всего лишь передала просьбу матери! — четко, с расстановкой, без перехода на крик. — У него телефон был разряжен…

— Почему без меня поехала?

— Ты же не глупый, — взывая к разуму парня. — Одно дело я его увижу в том состоянии, в котором он сейчас, а другое ты. Уж прости, но ты не семья ему.

— Можно подумать, ты ему семья? — колючий косой взгляд.

— Ближе тебя точно.

Несколько секунд висит задумчивое молчание.

— Что, совсем плох? — в голосе Шувалова прорезаются нотки пакостной радости.

— Не то слово, — удовлетворяю интерес парня, но ведь не лгу. — Я еще вчера хотела Амалии адрес дать, но потом… передумала. У Игната случаются такие загулы. Материнское сердце, если бы и выдержало, то здорово пошатнулось от боли.

— Верю, — кивает Шувалов, — но в следующий раз лучше меня предупреждать.

— Хорошо, — примирительно, — но ты забываешься, Шум, я не твоя собственность.

Шумахер поворачивается, замораживая недобрым взглядом.

— На время турнира — моя! — да так категорично, что не нахожусь с ответом.

Походу — все! Шувалов пересек границу адеквата…

Игнат

Мерзкий тип?

Боль топит рассудок, в паху до сих пор кипучая кровь пульсирует.

Мерзкий тип…

Ненавижу все, что связано с Корольком! И себя презираю…

Все! На этот раз точно — все!

Убеждаю себя, убеждаю, что плевать на Ирку, а толку-то?!

Я как дятел, долбящийся в непрошибаемый ствол. Скоро клюв уже в щепки разлетится, а дереву хоть бы хер.

Мерзкий тип…

Я смогу перебороть себя!..

Но в итоге около окна застываю. Иришка с Шумахером возле его машины, хотя ее рядышком припаркована. Вроде просто стоят, но явно говорят, ладно, хоть не обнимаются.

Жаль, Шувалов не бесится и не орет — бурные эмоции Шляхера принесли бы мне хоть какое-то удовлетворение.

«Не сплю с Родионом, и с Лиангом», — прилетает эхо Иркиного признания. Греет душу и зарождает ненужную надежду. Твою мать! Зачем она это сказала? Я так дико мечтаю вытряхнуть ее из своей жизни, вытравить из сердца… И если бы продолжал себя убеждать — она куда аморальнее и распущенней, чем ее образ в моей гиблой душе, было бы легче. Трудно, но легче.

А теперь…

Интересно, правду сказала? Или чтобы бдительность притупить.

Из тягучих раздумий выныриваю от назойливого гула телефона. Отвечать не спешу, глазами дорогу перед домом обшариваю, но машин уже нет. Так задумываюсь, что упускаю момент их отъезда.

Нехотя поднимаю мобильник, что на подзарядке на полу лежит.

«Зур». Несколько секунд гляжу на экран и сбрасываю вызов. Не хочу с ним говорить! Не сейчас…

Не успеваю телефон обратно положить, вспоминаю просьбу Иры и набираю мать. Несколько минут жуткого по напряжению разговора — успокаиваю матушку, извиняюсь, уверяю, что в норме. Как что-то изменится в состоянии Штыка, обязательно сообщу.

Не успеваю трубу положить, опять звонок: «Неизвестный абонент».

Собираюсь сбросить вызов, но почему-то жму прием.

— Верст, — девичий голос. Не могу понять, чей, но смутно знакомый. — Это Ксения, — поясняет девушка.

— Бравина? — уточняю.

— Да, это я. М… как его… Игнат, — мямлит, слова жует, чем жутко раздражает, — у меня разговор есть к тебе.

— По поводу? — с непередаваемым желанием сбросить звонок и заняться самобичеванием.

— Иры…

Звук столь ненавистного, и в то же время пронизывающего насквозь имени, заставляет напрячься.

— Ты не должен…

— Б***, - не сдерживаюсь, — с какого х*** ты лезешь в чужую жизнь?