Непримиримые 2

А вот взгляд Игната заставил сердце болезненно сжаться. Сосед всматривается с такой жадностью, словно единственный не понимает происходящего, но жуть как хочет. Отчаянье, страх, боль, нежность… перемешиваются в жуткий ударный коктейль, и он сбивает меня с разумной мысли — избегать Селиверстова, как прежде.

Теперь все чаще посещает другая — рассказать! Признаться…

Страшно — да.

Доверия до сих пор нет — бесспорно.

Не хочу стать следующей выбывшей.

Но я дошла до черты…

К тому же, мой проигрыш чреват катастрофой для самого Игната. Ну и для меня…

Терзаемая сомнениями, настолько погружаюсь в свой мирок переживаний, мыслей и планов, что большую часть вечера не замечаю. Редко выныриваю и то, чтобы понять, как все вокруг пусто и пресно и вновь окунуться в рассуждение — как лучше начать разговор и в каком русле его повести.

Спасибо за передышку всем навязчивым типам и особенно Селиверстову, лишь единожды вероломные насекомыши напоминаю о себе. Чувства обостряются так, будто я снова остаюсь наедине с соседом. При этом обнажена, обезоружена и уже порядком возбуждена. Устраивают непристойные танцы, когда Игнат за мной останавливается. А я случайно стопорю, чтобы убедиться, что Родиона нет на горизонте, но так и замираю, не в силах себя пнуть дальше. Точно наркоманка, поглощаю свалившуюся с неба дозу. Травлюсь забытыми ощущениями, и осознавая, что опять иду на рецидив, а выздоровление будет мучительным, — с упорством психически ненормальной давлюсь дурманом и плавлюсь… плавлюсь… Тону в эмоциях.

Едва не всхлипываю, когда он руки моей касается. Едва ли… А меня аж током прошибает. С головы до ног. Напрочь рассудок отключая.

Где я, кто, зачем и с кем…

Гребаная химия — из-за нее я невменяемая — захлебываюсь близостью…

Плохо понимаю как, но прихожу в себя уже от коллективного мятежа тех же самых насекомышей, только заметно эволюционировавших. Ночные мотыли требуют немедля вернуть их светоч. Тараканы элитного мадагаскарского помета спецотрядом баррикадируют черепушку: «Беги, дура!!! Возвращай счастье свое, даже если горе…» И мурашки, что по спине недовольным табуном пробегаются и под коленки ударно ныряют, чуть не падают от слабости: «Ну хоть ползи, идиотка. Уйдет ведь…»

Трусиха…

Да! Трусиха!!!

Даю уйти. Даже взглядом не откликаюсь, жестом…

И проклинаю себя за это.

* * *

Танец с Шумахером можно описать одним емким словом — дикий.

Не то чтобы наша пляска чем-то отличалась от телодвижений других ребят, скорее это внутреннее ощущение. Меня лихорадит. Парень пытается объясниться и покаяться. Шепчет, как ему жаль, уверяет, что больше не будет. Ищет понимания, взывает к совести, грубо напоминает, что я ему сама предложилась…

Каша в голове Шувалова пугает до нервной икоты, да и сказать мне ему, по сути, утешительного нечего.

Нашу «идиллию» нарушает Лианг. Не думала, что могу ему быть благодарной, но да… в тот момент — не передать словами, как. Его порыв развести нас с Родионом с радостью поддерживает Евгений Петрович. Уводит от греха подальше младшего брата, который тотчас ощеривается на Джи Линя.

Бывший конечно же преследует свою цель. Не для того вызволяет из одного плена, чтобы с миром отпустить — утягивает в танец. Сначала злюсь и не желаю куклой в его руках быть, а потом расслабляюсь. Неправильно и странно, но он своей близостью всегда вселяет ощущение защиты. С ним хорошо, тепло, спокойно.

Он скорее умрет, чем позволит кому-то причинить мне боль, но при этом ничуть не герой — сам закопает, если посчитает нужным.

Джи Линь благоразумно молчит, и в густом, тягучем безмолвии много разного слышу, а главное, как мне кажется, Лианг сожалеет. Искренне.

Только танцем спустя, когда бывший не выпускает из объятий и вынуждает двигаться дальше, моя надежда на хороший исход сегодняшнего вечера лопает, будто мыльный пузырь:

— Ты с ним рвать. Немедля.

— Не могу, — голос еще полностью не восстановлен, но уже не такой страшно хриплый.

— Мочь. Я предупреждать, что он не для тебя. Ты не слушать.

— Ты хотел веселья — я отыгрываю роль.

— Я не желать его видеть с тобой! — с тихой угрозой, сквозь зубы. — И если ты понимать, что последствия быть неотвратимо кровавый, сейчас же с ним рвать.

— Шувалов — моя команда.

— Больше нет, — категорично. — Ты молодец. Выжать из ситуаций максимум. Он тебя слить на последний этап.

— Откуда знаешь?

— Ты же умный, знать, ему нужен победа, чтобы расквитаться с твой… — пауза, — сводный брат.

— Думаешь, он, — теперь я умолкаю, — готов командной победой рискнуть из-за собственных амбиций?

— Еще как, — ни капли сомнения. — Я слышать разговор.

— Понятно, — киваю досадливо, и в то же время я допускала такой расклад. Еще в самом начале мелькала мысль, что Родион свой интерес имеет. Просто логичность его поступков жутко ускользает от моего рационального расчета финальной партии для команды в целом. Смысл жертвовать и пропихивать, чтобы на последнем этапе слить…

— Много не потерять, — вклинивается в мозговой процесс голос Лианга, — рвать сейчас.

— Я не могу сама, он должен первым намекнуть.

— Почему?