Непримкнувший. Воспоминания

По прошествии примерно суток майор Розов положил перед Ильей подготовленный лист бумаги:

– Распишитесь в том, что сегодня, в такой-то час с минутами, вам предъявлено обвинение в преступлениях, предусмотренных 58-й статьей Уголовного кодекса, пунктами 8, 10 и 11.

Илья:

– Я не знаю, что это за пункты.

Розов:

– Потом узнаешь. Сейчас распишись только в том, что обвинение тебе предъявлено…

После этого Аргинский был отведен в камеру.

Когда-то здесь стояла большая гостиница «Лубянский пассаж». Она и была перестроена во внутреннюю тюрьму МГБ.

Верхние этажи тюрьмы назывались «генеральской надстройкой»: она была сделана в 1937 г., и первыми водворены были в эти камеры выдающиеся советские полководцы – Тухачевский,

Якир, Уборевич и др. Так за этими камерами и закрепилось название «генеральская надстройка».

Илью привели в камеру номер 113. Окно в камере прорублено высоко, под потолком, чтобы из него ничего не было видно, оно затянуто большим козырьком: заключенный не должен видеть неба, солнца, и на его окно не должны садиться голуби или воробьишки, чтобы развлечь узника.

В камере привинченные к полу койки и столик. В двери глазок. У дверей параша.

Все камеры «генеральской надстройки» рассчитаны на одиночное заключение. Но в этот период, ввиду массовых арестов или по другим соображениям, подставляли вторую койку.

Когда Илью ввели в камеру 113, там уже находился один обитатель. Он назвал себя безвинно заключенным «старым большевиком». Но очень скоро даже такому неопытному арестанту, как Аргинский, стало ясно, что это «наседка», которому новичок, подавленный и ошарашенный всем виденным и пережитым, должен излить душу и раскрыть все свои «преступления».

Через несколько дней «наседка», исчерпав все свои возможности, исчезла.

Отныне потянулись мучительные дни и ночи подследственного внутренней тюрьмы МГБ.

Обвинение, как и во всех других случаях, было разработано в МГБ задолго до ареста. Технология этого дела была очень несложной. В недрах следственного аппарата МГБ изобреталась очередная легенда об очередном «заговоре». Наиболее ходким и беспроигрышным товаром были легенды о подготовке новых «покушений» на Сталина и других руководителей партии. Затем детально, в зависимости от пылкости фантазии изобретателя, расписывались все детали готовившегося «покушения» и расставлялись действующие лица.

Илье Аргинскому предъявлено было обвинение в том, что, будучи до войны сотрудником редакции «Курортной газеты» в Сочи, он, вместе с редактором газеты и другими журналистами, готовил покушение на Сталина, приезжавшего ежегодно на отдых в район Сочи, а также на Героев Советского Союза летчиков Чкалова, Байдукова и Белякова.

Теперь ему предстояло пройти все муки подследственного, из которого «выколачивают» подтверждение легенды и оговор новых лиц.

Здесь нет возможности дать даже кратчайшее описание того арсенала средств, который использовался в процессе следствия для достижения таких целей. Отчасти это уже сделано в ряде публикаций, появившихся после ХХ партсъезда. И несомненно, будет еще сделано в многочисленных описаниях, чтобы навеки предать анафеме, зарыть глубоко в землю и засыпать хлорной известью все орудия и средства чудовищной ежовско-бериевской процедуры человекоистребления.

Испытав адовы муки всех этих средств – вплоть до нанесения тяжелых и необратимых увечий, – лишь очень немногие подследственные сохраняли свою решимость не оговаривать себя и других. Большинство оказывались в ходе следствия раздавленными.

Илья не признавался. Следствие затягивалось. И через три месяца Аргинский был переведен в Лефортовский изолятор. Даже в беспощадно суровых условиях внутренней тюрьмы МГБ на Лубянке о Лефортове ходила очень зловещая слава, и перевод туда предвещал трагический оборот дела.

Перебазирование с Лубянки было произведено в специальной тюремной машине. В народе их звали «черными воронами». Это большие глухие металлические автобусы без окон, перегороженные на отдельные металлические клетки с тем, чтобы один заключенный не мог видеть или слышать другого. Задняя часть кузова отделена для охраны.

С усилением репрессий увеличивалась и стая «черных воронов», вызывая в народе тревожные пересуды. Тогда этот специальный транспорт был усовершенствован. Внутри автобусы остались передвижными металлическими изоляторами, а внешность изменилась в корне: черные автобусы с металлическими решетками в задней стенке исчезли, их заменили белые, желтые, голубые автобусы с крупными надписями «Хлеб», «Мясо». И кто, глядя на эти живописные машины, мог додуматься, что за их металлическими стенками находятся люди, страстно желающие хоть одним глазком, хоть на одно мгновение взглянуть на живую жизнь?