Непримкнувший. Воспоминания

В соответствии с железным распорядком к тебе в камеру будут приходить начальник тюрьмы или даже прокурор. Тоном безукоризненно действующего автомата они будут задавать тебе вопросы: «На что жалуетесь?», «Есть ли просьбы?». На первых порах, не будучи еще умудрен опытом, ты можешь наивно сообщать о чудовищных фактах произвола и попрания человеческого достоинства с верой, что это больше не повторится, а виновные будут наказаны. Твои гневные обличения будут с ледяной вежливостью выслушаны.

Но скоро ты убедишься в том, что ни посещения смотрителей, ни вопросы прокуроров и судей не предназначены для соблюдения правопорядка. Напротив, и следователи, и смотрители, и начальники, и прокурор, и члены особых судов есть шестеренки, винтики и рычаги идеально отлаженной и безукоризненно действующей ежовско-бериевской машины человекоистязания и человекоистребления.

И тогда утверждается психология подчинения неизбежности: «исполняй, подчиняйся, все равно ты ничего, абсолютно ничего не можешь сделать или изменить». И лишь под покровом этого толстого, мертвенного слоя неотвратимости у подавляющего большинства заточенных здесь людей неугасимо тлели угольки надежды:

«Нет, так не может продолжаться. Весь вопрос в том, что Сталин, ЦК, партия не знают, что здесь творится, что здесь орудуют враги партии и Советского государства. Но все равно, рано или поздно Сталин узнает обо всем, и тогда злодеев постигнет жестокая кара, все ни в чем не повинные люди будут освобождены, и все будет исправлено».

Эта непоколебимая вера в Сталина, в ЦК, партию, справедливость и чистоту советских принципов и устоев жизни и давала возможность людям переносить величайшие муки и лишения, а тем, кто не был уничтожен, – дождаться счастливых дней освобождения и реабилитации.

После врачебного осмотра Илью привели опять в тот бокс, где он был раздет. Здесь в полном одиночестве он оставался, как ему показалось, бесконечно долгое время. Он мучительно перебирал в памяти свое прошлое, свои дела, встречи, слова, но не мог найти в них ничего предосудительного.

«В чем же дело? Что случилось? Нет, это наверняка ошибка, все очень быстро разъяснится, и меня отпустят». Самыми мучительными были мысли о Тоне и Ирэн. Они жгли мозг до физической боли. Знают ли они уже о случившемся? Что сейчас с ними?

В то время как Илья терзался этими мыслями, в его комнатку на Арбате вошли двое военных. Они предъявили Антонине Николаевне удостоверение сотрудников госбезопасности и ордер на обыск. Обыскивали долго и тщательно. Спустя многие годы Илья делал предположения, что искали оружие и еще золото: не привез ли он из Австрии золотых изделий.

Я абсолютно уверен, что, пройдя с боями всю нашу страну, Румынию, Югославию, Венгрию, Австрию, Илья не только не приобрел там каких-либо ценностей, но не взял нигде и холста для портянок. Обыск ничего не давал. И с этой минуты началось хождение Тони по мукам для выяснения судьбы мужа.

В 2 часа ночи в бокс к ожидавшему Аргинскому явились два охранника и предложили следовать за ними. Долго шли по каким-то коридорам, спускались на лифте вниз, потом снова поднимались вверх. Без привычки идти было очень трудно: без пуговиц и ремня брюки и кальсоны все время спадали, их нужно было поддерживать, ботинки без шнурков тоже сваливались с ног.

Наконец Аргинского ввели в большую комнату на седьмом этаже. Широкое окно. Два письменных стола, за которыми два человека в форме сотрудников МГБ. У одного из столов маленький столик и стул. Человек с виду постарше сказал, указывая на маленький столик:

– Садитесь! Я следователь МГБ и буду вести ваше дело. Меня зовут майор Розов. Вместе со мной ваше дело будет вести старший лейтенант Кравченко. Называйте меня «гражданин следователь». Вы арестованы не случайно. Вот ордер на ваш арест. Вот виза вашего министра морского флота Афанасьева на арест. Вот виза секретаря Свердловского райкома партии Рябова. Они ознакомились с вашим делом и составом преступления и согласились на ваш арест.

Аргинский:

– Я не совершал никаких преступлений и не знаю за собой никакой вины.

Розов:

– Так это все вы так говорите.

Дальше началась, видимо, хорошо разработанная и много раз сыгранная инсценировка, рассчитанная на то, чтобы сразу сломить волю подследственного и вынудить его к любым признаниям.

Так, например, с шумом входят в кабинет трое сотрудников МГБ и обращаются к Розову:

– Кто это у тебя? А, так это Аргинский. Наконец-то попался, голубчик. Давно мы тебя ищем… Теперь ты все нам выложишь.

Через некоторое время в кабинет входит другая группа:

– Что это за птица у тебя? Аргинский!! Так-так… Все-таки поймали… И много ты думаешь ему дать?

Розов:

– Да думаю дать на полную катушку.

Часа через три в комнату вошел человек, одетый в генеральскую форму.

Розов:

– Встать!

И, обращаясь грозно к Аргинскому:

– И тебе встать!

Генерал:

– Ну, привезли? Запомни: тебя здесь знают как облупленного. Запомни: ты не выйдешь отсюда живым, пока не выложишь нам все. Запомни…

И так продолжалось почти сутки. Розов и Кравченко сменяли друг друга, а отвратительная инсценировка продолжалась.