– До встречи в аду, мой дорогой, мой славный воришка. Отдаю тебе должное, проказник, ты ловко всех обставил. Но люди всегда были глупы и наивны, отчего бы не воспользоваться этим для достижения своих целей? Я даже горжусь тобой, знаменитый лжец, самонадеянный и амбициозный похититель рукописи. Благодаря тебе мои откровения увидели свет, да ещё с каким успехом! Хм, я и не подозревал, что кроме страсти к низкому разврату, шулерству, крови и преступлениям я оказался недурным писателем. Да, мой друг, именно я, ведь ты всего лишь переписчик. Но в конечном итоге цель достигнута, а уж каким способом, не имеет значения.
– Цель? Какая цель, маркиз? – еле разлепив пересохшие губы, выдавил Эжен.
– Ах, мой любопытный длинноносый друг, – мелодично рассмеялся Патрис. – Как тебе известно, я слишком рано умер и слишком мало успел.
– Пожалуйста… маркиз… я не понимаю, о чём…
– А тебе и не нужно, милый друг. Да, прими мою благодарность за очаровательного Бриссона! Этот трепетный мальчик чудо как хорош. Впрочем, как и все милые юные создания, что насладились чтением дневника. Уверен, Джулиан при встрече непременно пожмёт тебе руку за усердие…
Утром консилиум врачей с прискорбием доложил мэтру Реманжу, что беднягу писателя, видно, хватил удар. Он жив, но совершенно обездвижел и почти лишился речи. Его последние слова уже походили на бред. С полными слёз глазами господин де Бланшар умолял герцога Ди Анджело не забирать его в ад, а маркиза Дефоржа дать ему новый сюжет. Но, кажется, это персонажи «Записок». Стало быть, он так и не пришёл в разум.
* * *
– Сударыня, я принёс ваше жалование и, конечно, хочу осведомиться о состоянии больного, – произнёс Реманжу, протягивая сиделке конверт.
– Благодарю, сударь. К сожалению, ничего нового, – покачала головой женщина. – Слава Господу, бедняжка хотя бы перестал метаться и рыдать по ночам. Вот уже несколько дней он почти спокоен.
– Неужели? Ну что ж, не знаю, считать ли это успехом. Видите ли, сударыня, барон всё ещё не теряет надежды, что господин де Бланшар поправится. Ох, Господь милосердный, минуло уже почти два года, а бедняга до сих пор никого не узнаёт.
– Меня узнаёт, сударь, – скромно улыбнувшись, проронила женщина.
– Да, конечно, вы же проводите с ним всё время. Вы очень ответственная сиделка, сударыня. Нрав у больного тяжёлый и предыдущие работницы сбегали через несколько дней. Господин барон распорядился повысить вам жалование. Вы, несомненно, это заслужили.
– Благодарю, сударь, – ответила сиделка.
– У вас есть просьбы или пожелания, возможно, вам следует подыскать помощницу. Вы смогли бы позволить себе время для отдыха.
– Нет, сударь, мне грех жаловаться на усталость в доме, полном прислуги. Но просьба у меня действительно есть. Весна в этом году ранняя, не следует больному задыхаться от пыли в городе. Господин доктор упоминал тихий уголок…
– А да, сударыня, я понял, вероятно, господин Бурвиль говорил о Швейцарии. Воздух там и впрямь отменный, мне довелось побывать там однажды, сопровождая барона. Считайте дело решённым, сударыня. Я дам все необходимые распоряжения Делошу. Без сомнения, такой известный и богатый человек, как де Бланшар, имеет на это полное право.
Реманжу направился к своему экипажу, бросив последний взгляд на сидящего в кресле Эжена. Пожалуй, теперь он выглядит с ним одного возраста. Волосы совсем седые, и худоба придаёт ему измождённый вид. Удивительно, что Шарль Баретт ещё на что-то рассчитывает. К чему? С тех пор как беднягу Эжена разбил паралич, продажи его книг поднялись ещё в несколько раз.
Бланшар внезапно очнулся и, скривив лицо в болезненной гримасе, требовательно захлопал ладонью по коленям. Его бессмысленный, блуждающий взгляд заволокло слезами. Он наморщил лоб и заскулил, словно больной пёс.
– Что с ним? – с испуганной брезгливостью пробормотал Реманжу.
– Ах, сударь, он слышит мой голос, но не видит рядом, вот и зовёт меня на свой лад, – спокойно ответила женщина.
Сиделка поспешила к больному и, заботливо поправив плед, медленно покатила кресло по дорожке.
– Ну всё, всё, я здесь с тобой. Не следует тебе так огорчаться, Долгоносик. Если будешь умником, мы прогуляемся к лавке Фернана, вообрази только, сирень в его палисаднике уже расцвела. Ты помнишь, я всегда прикалывала крохотную веточку к шляпке, – ласково проговорила она.