Нереальная реальность: Тайна треугольника (СИ)

Никто точно не знал, как долго нам придётся скитаться по морским лигам и что мы вообще надеемся там отыскать. Но каждый уважающий себя пират чувствовал, что среди волн и ветра шансов поймать за хвост удачу куда больше, чем на пыльных улицах городов, сжавшихся под гнётом фортов и строгим глазом солдат. Шхуна под гордым названием «Сизый лунь» покидала прибрежные воды, когда в рыбацкой деревне зажигались первые огни. Провожая взглядом высившуюся на холме таверну, я мысленно давала клятву, что не вернусь с пустыми руками, а уже через несколько минут рванула к бушприту. Ветер легко гнал судно, насвистывая морские песни в унисон с шумными волнами. Пахло насыщенной свежестью, предвещающей тропический дождь. Я ухватилась за трос и почти свесилась за борт, полной грудью вдыхая аромат соли. Наружу рвался восторженный возглас и желание устроить дикие радостные танцы вокруг мачты. Яркий охровый закат растворялся в золотом море, будто солнце растопило небеса. Впервые за многие дни мысли перестали суетливо носиться и цепляться за случайные, порой бестолковые вещи, а на душе воцарилась безмятежность, почти позабытое чувство, благодаря которому я простояла на носу до глубокой ночи.

На третий день палуба перевернулась вверх дном от оглушительного в своей радости крика: «Яйца морского окуня! Судно-о-о-о!». На третий день, уйдя подальше от испанских фортов и патрулей, «Сизый лунь» наткнулся на торговую шхуну, что объявилась на горизонте, точно непутёвая мошка на лобовом стекле. Спустя минуту ликующих возгласов и оторопи, пиратская команда заработала подобно отлаженному механизму, согласно давно и всеми зазубренному плану. В трюме принялись жечь просмолённые деревяшки в казане, и вскоре из люка повалил густой чёрный дым. На клотике затрепыхался флаг с просьбой о помощи. Я выдохнула, забираясь на планшир и обменялась с Гиббсом коротким кивком. На палубе оставались четверо (среди них Джошами и Коста), остальные ждали сигнала, чтобы перебраться за борт, на узкие уступы. Пушек у нас не было, потому действовать приходилось с хитростью, не очень благородно. Имитация пожара приманивала жертву, а свесившиеся за борт и потому невидимые пираты затихли в засаде. Повиснув на беседке — доске с двумя стропами, что предназначалась для забортных работ, — я буквально чувствовала на зубах растущее среди моряков недовольство, которых, как и меня, ежесекундно обдавало волнами. Но когда прозвучало громкое и чёткое «Эгей!», что значило: «Они в десяти ярдах», боевой дух окреп вновь. Гиббс на пару с Коста активно переманивали на «Луня» сердобольную подмогу: чем больше, тем лучше. И вот как бы невзначай звякнул корабельный колокол. Пираты, — рыча, крича, сверкая глазами и острием клинков, — подобно лавине посыпали через борт. Я спрыгнула на палубу прямо перед оторопевшим матросом: ведро из его рук с грохотом рухнуло на доски, едва не угодив мне по ноге. Моряк начал активно креститься, отступая. Суматоха захлестнула оба судна. Быстро обезоружив — буквально и фигурально — матросов, что уже ступили на нашу шхуну, пираты улюлюкающим потоком хлынули на соседнюю. Там пришлось повозиться: экипаж разжился гарпунами и с удивительным проворством старался насадить на них врагов. Замешкавшись, я перебралась на торговую шхуну последней. Бой обещал быть безынтересным. Разглядев на корме орущего басом моряка в смольном сюртуке и треуголке, я по планширу поспешила к нему, одновременно с Гиббсом.

— Rendirse! — От моего возгласа капитан шхуны подпрыгнул и шарахнулся в сторону. Тут же в лоб ему ткнулось дуло пистолета. — Rendirse! — дико сверкнув глазами, прикрикнула я. Подоспел Гиббс. Затравленный взгляд испанца засуетился меж наших лиц. К слову, его экипаж не горел желанием отстаивать груз до последней капли крови, и, едва капитан пискнул приказом о капитуляции, моряки отступили.

— Пистолет, — запыхавшись, кивнул Гиббс, когда испанца увели к остальным, — не заряженный же.

Я заулыбалась и пожала плечами.

— Он-то этого не знал.

Пока матросы с профессиональным проворством перетаскивали захваченный груз на «Сизого луня» — не больше, чем необходимо для починки и снаряжения «Чёрной Жемчужины», — мы с Гиббсом сопровождали капитана в его каюту в справедливой надежде отыскать там нечто более ценное. У самого входа, окидывая оценивающим взглядом помещение, я столкнулась с собственным отражением в крошечном зеркале и, наверное, не знай, кто это, непременно бы испугалась: брызги волн подправили макияж, и от глаз до середины щеки стекали чёрные слёзы размытой сурьмы — вид получился жутковатый, но вполне пиратский.

— Совсем бессовестные, — неожиданно проговорил на английском капитан, провожая взглядом судовой журнал, — помощи просили!

Я терпеливо улыбнулась.