Неровный край ночи

– Слезай оттуда, – командует Антон. – Мама разозлится. Носиться повсюду в своем платье для Причастия – о чем ты только думала?

– Я не упаду.

– Я уже с полдюжины раз видел, как ты падаешь.

Он подкрадывается ближе и тянется, чтобы схватить ее, но она удирает из протянутых рук, блестящие туфли весело топают по камням.

– Ты должна спуститься немедленно! Возвращайся в дом и жди, пока остальные члены семьи закончат одеваться. Скоро пора идти в церковь.

– В доме скучно! Не хочу туда идти.

Усилием воли, Антон подавляет гнев и говорит сахарным голосом:

– Я знаю, что скучно, но ты там будешь недолго. Потом пойдешь и повидаешься с отцом Эмилем и будешь стоять перед всеми в своем чудесном белом платьице. Разве ты не ждешь этого с нетерпением? Ну, пойдем со мной, mein Schatz[34]. Давай я помогу тебе слезть.

Но как раз в этот момент дверь с грохотом распахивается, и мальчики бегут вниз по лестнице, выкрикивая имя Марии. В их голосах угадывается нетерпение: Элизабет послала их поймать сестру и призвать ее к порядку. Отвлеченная шумом, Мария поворачивается в сторону братьев и оступается. В один миг она наклоняется в сторону, беспомощно взмахнув руками. Округлившиеся глаза и округлившийся в крике рот занимают все лицо, когда она падает со стены на внутреннюю сторону – где спят животные. Исчезновение маленькой белой фигурки сопровождается невероятным шумом. А еще через мгновение облако зловония поднимается от стока Misthaufen.

Антон мчится к задней части дома и распахивает ворота загона. Он спешит через подстилку из соломы, разметая ее во все стороны. Молочная корова, прикорнувшая в своей постели, вскакивает на ноги с испуганным мычанием. Он находит Марию внизу навозного слива, лежащей ровнехонько в луже мочи и экскрементов. Бедолага проломила тонкие деревянные дощечки, чисто номинальный настил, скрывавший, до настоящего момента, слив и его непрезентабельное содержимое. В первый миг Антон боится, что девочка серьезно ранена, может быть, фатально – так тихо она лежит. Но затем Мария медленно садится. Она смотрит на себя – на платье для Причастия, любовно сшитое Элизабет, а теперь коричневое и вонючее, полностью загубленное. Она делает неправдоподобно глубокий вдох, затем запрокидывает голову и издает долгий пронзительный крик.

Мальчики догоняют Антона в загоне под домом как раз тогда, когда корова выбегает оттуда, напуганная оглушительным криком Марии.

– Что ты натворила! – восклицает Альберт.

Пол вторит ему с плохо скрываемым весельем:

– Мама задаст тебе такую порку, что сидеть на сможешь!

Антон тянется к девочке. Мальчишки делают движение, готовые помочь, но он машет на них.

– Смотрите, тоже не испачкайтесь. У вашей несчастной мамы и так забот хватает.

Он берет Марию на руки, хотя от запаха у него перехватывает дыхание.

– Ты не поранилась?

– Нет, – ревет она. – Но я теперь вся грязная.

– Разве я не говорил тебе, что так и случится?

– Да, но я тебе не поверила! Я не думала, что Бог будет так жесток ко мне в день моего Первого Причастия!

– Бог тут не причем, глупая ты девчонка. Тебе некого винить, кроме себя самой. Вот, к чему приводит непослушание!

Все еще держа Марию на руках, он выносит ее из-под дома. Его рубашка тоже вся запачкана, но тут уж ничего не поделаешь. Он ставит Марию на ноги на траву и оценивает причиненный урон. Грязь повсюду: намокла все передняя часть от лифа до края юбки, измазано лицо, замараны волосы.

Элизабет вышла на крики дочери. Вопли Марии всполошили и фрау Гертц; она бежит из своего дома, безмолвно всплескивая руками. Она задыхается от бега и от волнения может лишь кудахтать, в то время как Элизабет теряет дар речи от шока.

После нескольких мгновений бесполезных попыток вымолвить хоть слово, Элизабет наконец усилием воли возвращает себе способность говорить.

– У нас всего полчаса до выхода из дома в церковь! Мария, ты меня в могилу сведешь!

На глаза у нее наворачиваются слезы. Антон удивлен – он ни разу не видел ее плачущей с того дня, в переулке, когда он играл на корнете.

– Что же нам теперь делать?

Фрау Гертц берет Элизабет под руку успокаивающим жестом.

– Не волнуйся, дорогая. Все не так плохо, как кажется. У меня осталось мое старое платье, в котором я принимала Первое Причастие; я помню точно, где оно лежит. Оно должно подойти Марии. Оно, конечно, старомодное, но сойдет.

– Я хочу быть в этом платье, – всхлипывает Мария, – оно такое красивое.

Пол говорит:

– Уже нет.

Это заставляет Марию расплакаться пуще прежнего. Элизабет дает Полу подзатыльник, так что его светлые волосы взъерошиваются. Мальчики кусают губы, чтобы сдержать смех.

– Пойдем-ка со мной, – фрау Гертц уводит Элизабет в направлении фермерского домика. – Вычистим ее и оденем. Времени достаточно, не трясись. Альберт, беги вперед и наполни большую медную ванну, которая у меня в кухне. Вода будет холодная, нагревать некогда. Но надо отмыть ее волосы. Они все в навозе. Антон, ты веди Марию.

Когда фрау Гертц удаляется, Элизабет оглядывает Антона.