Неровный край ночи

Она беспокойно оглядывается по сторонам. Антон тоже это видит: возбужденную жестикуляцию мужчин, громкие голоса, сочувственные кивки женщин. Отец Эмиль создан был для этой работы.

– Кажется, они против, – шепчет Элизабет Антону, когда он проводит ее к передней скамье.

– Некоторые, определенно, против. Но не надо терять веру, дорогая. Давай дадим отцу шанс совершить одно из своих чудес прежде, чем мы отчаемся.

Они усаживаются возле фрау Гертц, как раз когда отец появляется из-за резного экрана. Он подходит к кафедре, и неф приходит в движение. Жители деревни спешат на свои места; слышны шепот и шарканье, будто ветер проносится по лесу.

– Мои друзья и соседи, мои братья и сестры, – начинает Эмиль с улыбкой. – Я так рад видеть вас здесь этим вечером. Я знаю, это необычно – собраться вот так, но мы в необычной ситуации – или вот-вот в ней окажемся, должен сказать.

Бормотание снова слышно в нефе, с различимыми нотками протеста. Но оно затихает так же быстро, как зазвучало. Кто-то шикает со скамьи:

– Пусть отец сперва скажет, а потом уж будете судить.

– Многие из вас уже слышали ужасные новости об Эгерланде, – подытоживает Эмиль. – Должен с сожалением подтвердить, что это правда: чехи восстановили свою власть и выгнали немецкие семьи из их домов. У нас есть основания полагать, что беженцев перевезут в Вюртемберг. Член нашей общины, – отец Эмиль не смотрит на Антона или Элизабет, – предложил открыть наши дома нуждающимся и приютить эгерландцев. Я собрал вас здесь сегодня в надежде прийти к консенсусу и действовать как одно целое в этом вопросе.

С другой стороны от прохода Бруно Франке поднимается с места. Антон старается не хмуриться, пока слушает, как этот человек говорит – как он вопит:

– Это ужасная идея. Нам не следует даже думать об этом.

Сжавшись возле мужа, фрау Франке не отрывает взгляда от пола. Это маленькая женщина, кутающаяся в темную шерстяную шаль, со здравомыслящим и бледным лицом. Когда женщина слева от нее что-то шепчет ей на ухо, фрау Франке вздрагивает, как будто даже просто близость другой женщины обжигает ее.

«Бедняжка, – думает Антон. – Что за жизнь у нее, должно быть, раз она связана с городским гауляйтером? Знает ли она, как ее муж ведет себя с женами и незамужними девушками деревни?»

Один из братьев Копп встает тоже.

– Будет вам, герр Франке. Он же не предлагает нам отвернуться от женщин и детей в беде?

Антон слышит много голосов в поддержку – Абтов и Шнайдеров, Булочницы и двух ее розовощеких дочек.

Но другие голоса кричат: «Бруно прав! Это плохая идея – опасная!»

Антон борется с желанием повернуть голову и посмотреть, кто выкрикнул этот бред. Но он не может привлекать к себе внимание, когда рядом гауляйтер. Он заставляет себя спокойно сидеть на месте, взгляд прикован к священнику за кафедрой.

Эмиль воздевает руки и ждет, пока воцарится тишина. Но Бруно Франке остается стоять.

– Герр Франке, – говорит священник, – пожалуйста, скажите нам больше. Если мы поймем, почему именно вы обеспокоены, тогда, быть может…

Мебельщик прерывает Эмиля на полуслове нетерпеливым кивком головы.

– Нам не нужны еще голодные рты здесь, в Унтербойингене. Если мы впустим огромное стадо бродяжек, они проглотят нас вместе с нашими домами.

– Бродяжек? – восклицает фрау Абт. – Побойся Бога, ты говоришь о маленьких детях, а не о собаках.

Женщина, сидящая рядом с четой Франке, добавляет:

– Проявите человечность, Бруно.

Когда она толкает локтем фрау Франке, та лишь укутывается сильнее в свою шаль.

Янц Эссерт поднимает голову.

– Франке прав. Здесь, в этом городке, мы смогли укрыться от бед. Беженцы усложнят нам жизнь. Кому нужно лишнее беспокойство?

Ропот негодования поднимается, как прилив. Кто-то перекрикивает шум:

– Мы не можем отвернуться от людей в беде!

Теперь больше людей поднялись на ноги в поддержку Мебельщика – мужчины и женщины, вот уже шесть, семь. Потом десять, двенадцать. Антон и в страшном сне не мог представить, что у гауляйтера столько сторонников. Он взбудоражено оглядывается по сторонам, силясь запомнить их лица и имена. Однажды его жизнь может зависеть от того, чтобы занять нужную сторону по отношению к друзьям Бруно Франке.

Франке продолжает:

– Слушайте, слушайте, вы все. Давайте не будем пороть горячку. Я не бессердечный ублюдок, – ноги Элизабет вздрагивают, и Антон опасается, что сейчас она вскочит с места и возразит этому человеку. – Но давайте трезво взглянем на ситуацию. Мы здесь, среди наших маленьких ферм и магазинов, имеем ровно столько, сколько нужно, чтобы оставаться в здравии и моральном благополучии. Если мы откроем дома эгерландцам, то каждый из нас будет слишком много расходовать. У нас не останется излишков для торгового обмена. Мы вернемся к тому, что будем жить на одни пайки и ничего более. Вы этого хотите?

Элизабет вскакивает на ноги, прежде чем Антон успевает ее остановить. Она смотрит на Франке через проход, дрожа от злости и отвращения.