Нерозначники(СИ)

Внезапно Мирашу-Сердышу худо очень стало. Боль режущая грудь пронзила и по всему телу прошлась. Враз у него лапёхи ослабли, не выдержали и подкосились. Верша нескладно качнулся и рюхнулся мордой о пол, распластался на животе, словно могутная сила придавила. С минуту так-то пришибленный лежал, потом потихоньку здоровье возвращаться стало. В груди ломота унялась, в сердце рези стихли. Всё, как полагается, прошло: кровь верши сердце больное омыла, всю хворь, какая была, изгнала и силами новыми напитала. Сердце обновилось, будто молодое стало.

Услышал себя Мираш-Сердыш здоровым, тут же на лапы поднялся, встряхнулся и головой мотнул, точно наваждение отгоняя. И вовсе бодрым себя почуял. Клыкастой пастью щёлкнул и к Сердышу оборотился. Глядит, а с ним перемена дивная произошла. Кровь -- на загляденье, посветлевшая, чистенькая, ни мутинки в ней, ни хлопьев каких вредных. Журчит весело по жилкам, жизненную силу разносит. Заедино с ней и кровь Мираша подмешалась. Немножко совсем, капли там какие-то, а их для укрепу больше и ненадобно. Сейчас, если бактерия вредная где в заулках телесных притаится, такая кровь её тут же уничтожит. Да и сил не в пример больше прибавит. Теперь дело на поправку скоренько пойдёт.

Сердыш уже в судорогах не бьётся, смага больше не печёт, ну и уснул он безмятежно. Добрый знак. Сейчас вот поспит сколько-то, а потом проснётся и высматривать будет, что на зубок положить. Обычное дело. И не станет спать наулёжь да неделями бока отлёживать. Ни к чему это, лишнее совсем.

Мираш прошёлся, мерно помахивая хвостом, довольнёхонький по комнатке, на Оляпку с Елимом глянул. Посмеялся, конечно, маленько.

-- Спите, спите спокойно. Сердышка без вас к жизни вернётся, не сомневайтесь. А ты Елим, как проснёшься, на него и не оглядывайся, а сразу беги кулеш сытный готовь. Да чтобы кость мясистая из варева выглядывала, да не одна... Смотри, побольше всего приготовь, а то моду взял, столько времени собаку не кормить!

Выждал Мираш ещё немного времени, чтобы врачевание закрепить, и назад сердце своё отозвал. Тут уж для него безболезненно всё случилось, словно и не заметил перемены. Зрение обычное себе сделал и уж собрался было свой образ принять -- хорош, думает, лохмату шубу таскать, -- как вдруг в окно постучали... Крятун это, дозорный, точно зная, что стекло морозное трогать нельзя, к деревянной раме приложился. Да хорошо так, дробно известил.

Мираш разом к окну кинулся. Взобрался передними лапами на подоконник... а стёкла изморозью затянуты -- ничегошеньки не видать. Что делать -- высунул голову через стекло... Ворон стучал, стучал старательно, клюва не жалея, а тут вдруг собачья морда из окна высунулась, через стёкла-то... Ну, он чуть с карниза не брякнулся. Да и свалился бы, но оторопь к месту пригвоздила, за когтистые лапы уцепилась. Только Мираш на него никакого внимания не обратил, сразу интересное на дорожке увидел...

Далеко пока, только-только из лесу люди завиднелись. Мираш сразу Ма-Мара признал, хоть тот человечий облик принял и в одежду другую вырядился. Мудреная вовсе одежда: тулуп на нём, как будто военный, даже лямки какие-то вместо погон, весь зелёно-жёлтого окраса, в пятнах маскировочных. По Суленге все егеря такие носят. Новый вроде как тулуп этот, и унты на Ма-Маре новые, чернота по-над мехом блестит, и гладкая кожа, ни морщин, ни складок каких. Будто только вчера тулуп и обувка у Ма-Мара оказались, на складе получил особом. А вот шапка -- городская, здешние егеря такие и не носят. Вон рядом с Ма-Маром сразу видно -- егерь. Одежда хоть и старая, потрёпанная, а впору подогнана и не вычурно сидит. Этого Мираш не признал: вовсе незнакомое лицо. Старик не старик, а старо выглядит; бородёжка у него коротенькая и редкая, сам весь суховатый, щуплый и росточка невысокого.

У Ма-Мара ружьё на плече висит, а у старика и вовсе два сзади выглядывают. Одно его, казённое, а другое, вишь... Ильи. Сам Илья уже в другой одежде -- на поглядку, охотник вылитый. Егеря его под мышки ухватили и бесчувственного к избушке тартают. Оба запыхались, лица красные, а у старика бородёнка и усы заиндевели.

Мираш, конечно, удивился, однако некогда раздумывать: Елима надо будить, пускай гостей встречает. Верша повернул голову, а там -- крятун, клюв раззявил, глаза выпучил, испуганно таращится, бедолага.

-- Ну, что замолчал? -- заговорила собачья голова. -- Стучи, пока не скажу.

Ворон и давай дубасить с удвоенной силой, зачастил, и не остановить его. А Мираш, не мешкая, своё тело вернул и с Елима сон отозвал.