Нерозначники(СИ)

Сызмальства он цапкий рос, жоркий и хапкий до чужого. Всё прикидывал, как с довольством время провести и о красивой жизни мечтал. Худого-то в том, может, и нет ничего, если бы наперёд думал, что для других полезное сделать и добрый след после себя оставить, а он, вишь, только себя высоко нёс. Верши таких яньками зовут. Понятно, что и работёнку себе должную присмотрел -- высокое образование взял и в Городской Управе засел.

Ну, а тут уж дело известное: из цапуна в хабарника превратился. Такая ятреба -- только давай! Так и приладился казённой мошной трясти, хоть всем и стал рассказывать, какой он незакупной человек. Сколько-то его обносило стороной -- неохой пожил: квартирёшку себе справил в центре города (и всё втайне от семьи ладил), мебелишку в ней поставил, барахлишко нанёс, скарбишко для всякой надобности, дачку опять же в живописном месте прикупил, в банок тоже игнишки положил, да не в один, -- зажил, словом. Ну а тут, видно, прилапил лишку -- его и подстерегли. Разом всё и потерял. Да и то сказать, еле-еле от тюрьмы откупился. Пообанкрутился вконец, поиздержался, да ещё и работы лишился.

Сейчас вот бутылкохват цепкий, никакой силой не оторвёшь. На большее его и нет, потому как, годков хоть уже и за сорок, ничегошеньки делать не умеет, да и умом совсем не сметливый. Вот и покатился с горушки и угрязать стал.

Оно и не мудрено: Шипиш Переплёт к нему Патербу приставил. А уж она своего не упустит: знает, вишь, как из человека откать последнюю сделать.

И вот этому-то Альберту и надумал Переплёт Талю в жёны отдать...

Казалось бы, вовсе немыслимое дело, однако Шипиш от своей задумки не отступился. Призвал к себе Шиверу и наказал ей, чтобы она Альберта к свадьбе готовила.

Как раз на ту пору, когда Илья с Талей встретились, Альберт в страшном запое пребывал. Всякий он человечий облик потерял и волю последнюю утратил. Если из квартиры и выходит, только до магазейна и обратно. Ольга, жена его, не выдержала такого беспробудного пьянства и к родственникам уехала. Да напоследок в сердцах разводом нагрозила.

В один из дней пробудился Альберт -- на короткое время сознание его из тяжкого пьянства вырвалось. Распухшие веки разлепил и сразу к бутылке потянулся. Остатнее зелье выглохотал и на другой бок было поворотился -- сил набираться, а тут вдруг с ним и случилось то, что люди белой горячкой зовут.

По правде сказать, здесь Мерколий не чудил, никакого призрачного видения не было, а это Шивера Равга к Альберту пожаловала. Перевернулась она в скудельное тело, видимая для человеческого глаза стала.

Смотрит Альберт: женщина перед ним объявилась. Обычная вовсе женщина. Возрасту, конечно, пожилого, но не старуха, и одёжка на ней самая такая, что по моде носят.

Испугался Альберт -- ужас в глазах плеснулся. Руками замахал -- чур меня, чур! -- и ноги к брюху поджал, словно отбиваться изготовился.

Шивера брезгливо поморщилась и говорит:

-- Помочь я к тебе пришла. Ишь, до чего допился!.. Если сейчас уснёшь, больше не проснёшься, -- и протягивает стакан, с какой-то синей жижей. -- На вот, пей! Если жить хочешь...

Янька и пополз от Шиверы, вжался в стену и мычит: му-му да му-му.

-- На, говорю, дурня башка! -- посуровела Шивера. -- Сгинешь зазря, а так сразу же легче будет.

Альберт выпил, и впрямь у него в голове засветлело, сила откуда-то появилась, дрожь в руках унялась.

-- Что за лекарство? -- полюбопытствовал он.

-- Тебе на кой? -- отмахнулась Шивера. -- Сейчас пить не сможешь. Одне расстройства...

Засомневался янька, к бутылке потянулся. Наплескал в стакан с остатков капли какие-то, но и поднести не смог: от одного запаха воротит. Так уж ему водочный дух не выносим да постыл стал!

Шивера покривилась и говорит:

-- Что, потерял любимую забаву?

Альберт вдруг опомнился и спрашивает: кто, мол, такая, откуда взялась?

Шивера ухмыльнулась ну и представилась:

-- Про анделов-хранителей, что ли, не слыхал? Я и есть... На вот, гляди!

Махнула рукой, и со стола всякая объедь и грязные тарелки исчезли. И под столом, да и во всей комнате чисто стало: пустые бутылки и всякий сор и хлам с глаз канули. А на столешнице большая тарелка дымящего борща объявилась, и ломтики хлеба, и лук и чеснок горками, и всякие кушанья. Горячее всё, словно только с плиты.

У Альберта в серёдке так и заворочалось, такой дичайший аппетит у него проснулся, что и не побороть. Будь что будет, -- подумал он и на еду накинулся.

Шивера подождала чуть, пока янька потише ложкой ворочать будет, и рассказывает: мол, необнакавенный он человек, избранный, внутри его чудодейные способности гнездуют... Можешь, дескать, людей лечить...

-- Просто ты пока об этом не знаешь, -- пела она. -- Я и пришла помочь, чтоб из тебя величайшего из людей сделать.

Янька ажно прослезился.

-- Я знал, знал... -- дрожливым голосом шептал он и утирал мокрые буркалы. И руки опять затряслись. -- Я всегда знал... Так и есть, так и есть...