Несбывшийся ребенок

Мама берет Зиглинду за руки и изучает браслеты, потом снимает их и рассматривает на свет.

— Торпеда попала в наш круизный лайнер, Зигги. Он перевозил беженцев. Все погибли.

Мама качает головой.

— Думаю, надо записать их, как две отдельных позиции. Ты еще мала носить такие украшения, я уберу их пока.

Мама запирает браслеты в футляр, а футляр — в туалетный столик. Фарфоровая рука, стоящая сверху на вязанной салфетке, дрожит, но не падает — к счастью, потому что папа сказал, что больше не сможет ее склеить. И что тогда? Зиглинда помнит страшную историю про даму, которую затянуло внутрь столика. Она поверила тогда папе, хотя в ящичках не поместился бы даже ребенок. Она верила в папину выдумку, несмотря на факты, свидетельствующие об обратном. И даже когда она уже перестала верить, то притворялась, что верит все равно.

— И кольцо, — говорит мама, протягивая руку.

Почему Зиглинда должна отдавать украшения? Это нечестно! Ведь тетя Ханнелора подарила их ей, чтобы она носила их прямо сейчас. Пока еще есть такая возможность.

— Фрау Метцгер не снимает свои украшения, даже когда спускается в подвал, — защищается Зиглинда. — Я буду очень аккуратна.

— А если фрау Метцгер завалит обломками вместе со всеми украшениями? И тело не найдут? Нет, слишком рискованно.

Зиглинда молчит — с мамой нельзя спорить. Говорят, фюрер приготовил специальный газ для немцев, чтобы безболезненно усыпить весь народ, если дикие азиатские орды ворвутся в страну. Впрочем, об этом тоже не стоит рассказывать маме.

Мама отпирает шкатулку с драгоценностями — кстати, почему ключ в замке? — и вынимает брошь, украшенную папиными молочными зубами, чтобы освободить место для кольца.

— Можно посмотреть? — просит Зиглинда, и мама передает ей брошь.

Зубы кажутся неправдоподобно маленькими.

— Почему ты не носишь ее, мама?

— Не модно.

— Разреши мне походить. Хотя бы сегодня.

На запястьях Зиглинды еще видны следы от браслетов, будто она испачкалась соком ежевики, но и те быстро исчезают.

— Только сегодня, — соглашается мама и прикалывает брошь к воротничку дочери.

Папа, вернувшись с работы, ни слова не говорит про брошку. Непонятно, заметил ли он ее вообще. Раньше он всегда шутил, что его младенческие зубы кусают дочь за косичку. В этот раз он молчит. Зиглинда догадывается, что у папы устают глаза от работы.

— Папа, какие еще есть возможности?

— Что? — переспрашивает он.

— Ты сказал тете Ханнелоре, что еще есть возможности. Какие?

Папа не отвечает, но Зиглинде ясно, что он все знает, просто не имеет права сказать.

Ответ сам находит Зиглинду, словно по волшебству. Вечером, убираясь на кухне, она замечает листовку на полочке для писем, и, еще прежде чем достать ее, понимает, что там написано про возможности.

— Юрген! — зовет она. — Иди сюда!

* * *