Несколько месяцев — целая жизнь

На каникулах у дедушки время летит слишком быстро. Проснешься на зорьке, глядь — уже вечер, небо подернулось нежным румянцем, Лесняки, Славек, Мариан, велосипед, кролики, Муцек, голуби (Славек держал голубей кудрявых, с растопыренными по-павлиньи хвостами, в махровых кринолинах над сизыми лапками), котлованы, удочка из ветки орешника, нагретая пыль на волшебных чердаках, загроможденных всевозможным хламом, тайны подвалов и боковушек, споры до хрипоты, турниры в ножички, горячие схватки в шестьдесят шесть и в тысячу, мистерии обмена марками и комиксами, — нет, определенно, день слишком короток, чтобы вместить все это. И была еще Эля; отсутствующая — представлялась героиней книг и боевиков, присутствующая — становилась обыкновенной, похожей на Ельку-ябеду, но что-то заставляло Петрека снова и снова проверять, какова она на самом деле, дожидаться с бьющимся сердцем, пока ее шаги не застучат по настилу крыльца.

— Сыграл бы с нами, Петрек, в вышибалу? — попросила она однажды. — А то из мальчиков с нами играет только Мариан. Придешь?

— Приду.

— Даешь слово?

— Даю.

— Тогда я скажу девочкам, что ты согласился играть.

Муцек, свидетель этого разговора, ткнулся носом в руку Петрека, что могло означать как предостережение: «Держи, брат, ухо востро, ничего не обещай, разве не знаешь девчонок?» — так и согласие: «Сыграй, покажи, как вышибают кручеными мячами, которые невозможно поймать». Муцек любил игры в мяч, он забывал тогда о своей седеющей морде и достоинстве, присущем солидному возрасту, гонялся с лаем за игроками, хватал за штаны, махал хвостом и мешал всем, путаясь под ногами.

Как всегда, девчонки начали с препирательств: кому быть матками. Когда наконец удалось найти соответствующих кандидатов на ответственные посты, страсти разгорелись вновь: матки начали подбирать себе команды.

— Марыся ко мне. И Лилька. И Петрек.

— Я не играю.

— Не играй. Обойдемся.

— Вы с Петрусем выиграете. Это не считается.

— Но ведь он и к вам не пойдет.

— Тогда пусть совсем не играет.

— Пусть не играет.

Наверняка дело кончилось бы изгнанием Петрека (Владя — большая подружка Эли — всерьез собиралась выставить предмет ненужных раздоров), если бы не Марыся, которая попросту предложила:

— Я сбегаю за Марианом. У Влади сыграет Петрек, у Эли — Мариан.

Мариан, который не замедлил явиться, заставил себя долго упрашивать, прежде чем согласился (больше всех его упрашивала Эля). Потом кивнул головой. Ладно, мол, сыграю. Только чтобы не дулись, если сильно ударит, и еще: чтобы Люся не бегала жаловаться, что он нарочно бросил в нее мяч. Игра это или нет?

— Ах, что ты!

Девочки были юркие и быстрые, выбить их удавалось с трудом. Они приседали, увертывались, высоко подпрыгивали, когда мяч ужом скользил по траве, визжали, среди них носился Муцек, размахивал флажком хвоста и лаял.

Пожалуй, никогда еще не играл Петрек так увлеченно. Безошибочно угадывал полет мяча, цепко принимал на грудь и тут же круто поворачивался, чтобы метнуть в стайку пятящихся девчонок. И попадал.

Все больше вылетевших грустно выстраивалось за площадкой, некоторые не желали уходить, отчаянно спорили, дескать, они вовсе не были выбиты, мяч проскочил мимо, совершенно их не коснулся, так бросать нельзя, слишком сильно, обманно и от земли не считается, и вообще какая игра с мальчишками.

Наконец остались лишь вчетвером: на кону Мариан и Влади, а на разных половинах площадки — Эля и Петрек.

Мячи Влади были высокие, слишком высокие, чтобы выбить Элю, но и поймать их было трудно. Все же золотоволосая несколько раз ловила мяч, бросала обманным движением, стараясь попасть в ноги. Петреку приходилось держать ухо востро, тем более что пропущенный мяч попадал к Мариану, а тот не шутил, знал толк в игре. Если поймать не удавалось (сухой, громкий шлепок), надо было спасаться бегством, увертываться, приседать, сбивать Мариана с толку. Кое-как это получалось, но на противоположном конце площадки все еще развевались рыжие волосы Эли и реяло ее цветастое платьице. Попадет в Элю — выиграет, никогда ему так не хотелось выиграть, он просто должен был победить.

Но и Эля очень хотела добиться победы, лицо ее под рассыпавшимися волосами изменилось до неузнаваемости. Она облизывала губы, пожалуй, тоже была утомлена.

Всплеск юбочки при резком повороте, — кто знает, задело ее мячом или нет, ладно, бог с тобой, играй дальше. Высокая свеча Влади, надо попасть в ноги, иначе она поймает, промах, снова взять высокий мяч. На этот раз Петрек пытается метнуть прямо и сильно, чтобы Эля выпустила мяч, ибо это тоже считается попаданием.

— Держись, Эля! — подбадривают ее девочки. — Лови, почему не ловишь?

Да, она действительно устала, бегает гораздо медленнее, чем сначала, вовсе не пытается перехватывать мячи Петрека, уже не столь внимательна, увертывается, запаздывая на какую-то долю секунды, еще три-четыре броска — и она будет выбита.

— Эля! Эля! Эля! — кричат девочки и рукоплещут, как на настоящем стадионе.

Неужели они не видят, что Эля готова расплакаться, поскольку поняла, что проигрывает и бессильна предотвратить проигрыш?