Несколько месяцев — целая жизнь

— Я всегда советовался с бабушкой в серьезных случаях. Ты не помнишь, бабушка была умница, людей видела насквозь, все видела.

Петрек не помнит бабушкиной мудрости, а только разноцветные клубки шерсти, высоко взбитые подушки и дождь в день погребения.

— Наверное, бабушка не слышит, но я все равно поделился с ней тем, что у меня на сердце. — Вдруг дедушка остановился. — Интересно, что бы ты мне ответил, если бы я тебя спросил о том же?

— О чем?

— Погоди, сейчас узнаешь. Тебе нравится пани Михалина?

— Нравится.

— Хорошая женщина, мало таких. Добра к людям, бескорыстна.

— Мне нравится пани Михалина.

— Вот оно что. А что бы ты сказал, если бы я женился на пани Михалине?

— Что? — изумился Петрек.

— Бабушка наказывала: «Возьми Михасю в жены, когда меня не будет. Другой такой не найдешь. Она вдова, ты вдовец, у обоих дети, но на старости лет лучше вам жить вместе, чем с детьми. Возьми, — говорила она, — ни на кого не оглядывайся». И теперь надумал я бабушку послушаться. Об этом и говорил с ней. А ты что мне скажешь?

— Здорово придумано. — Петрек ничего не имел против пани Михалины, но ему не терпелось побыстрее закончить этот разговор. Чего доброго, Лесняки начнут убираться без него, а ведь известно, что захламленный чердак может хранить великолепные сокровища, которые ждут своего первооткрывателя. Не исключено также, что и Эля примет участие в уборке. Петрека разбирало любопытство, понимает ли она, что он нарочно дал ей выиграть, а если понимает, то в состоянии ли оценить его жертву?

— Здорово придумано, говоришь? А подумал ли, что придется называть пану Михалину бабушкой?

— Я могу.

— Вот и хорошо.

— Она и так почти каждый день приходит.

Дедушка подтвердил кивком: да, приходит.

— Так могла бы совсем поселиться.

— Не в квартире дело и не в посещениях.

— А в чем?

— Мы старые, я и она.

Неизвестно, почему Петрек никогда не думал о возрасте дедушки. Дедушка для него был без возраста и даже, что трудно объяснить, казался моложе отца, хоть отец носил яркие рубашки, коллекционировал марки и порывался совершать поездки на велосипеде, из которых ничего не получалось по недостатку времени и сотне тысяч иных причин.

— Ты вовсе не старый, дедушка.

— Вот порадовал-то, внучек.

— Ты не старый.

— Возможно. Ну, беги, а то я вижу, что тебе неймется. Я пойду потихоньку, хоть и такой молодой, что впору на одной ножке скакать.

* * *

Сокровища, извлеченные с чердака, были настолько разнообразны и интересны, что Петрек моментально забыл о разговоре с дедушкой.

— Что это такое?

— Откуда я знаю.

Они вертели на все стороны странный сосуд с цепочкой, почерневшие металлические звенья тихонько позвякивали.

— Красота!

— Ребята, глядите!

— Каска пожарника, чтоб я сдох! Дай мне.

— Держи карман шире! Я нашел. — Лесняк-меньшой запрыгал, блистая золотом каски. — Я буду ее носить!

Возможно, старшие братья и наказали бы строптивость меньшого, если бы что-то не отвлекло их внимания.

— По какому здесь написано? — Лесняк-старшой осмотрел со всех сторон почерневшую книгу. — Не разберешь.

— Дай взглянуть.

— Ты тоже ничего не поймешь.

Действительно, в этой книге даже буквы были какие-то чудные, словно скрюченные, но на картинках можно было разобрать корабль с поднятыми парусами среди волн (из пучины высовывалась какая-то страхолюдная морда и хвост дракона), чудовище — помесь черепахи со змеей, которое расклевывало куриное яйцо, человек на одной ноге с гигантской ступней и длинными ушами, окутывающими его как плащом.

— Наверное, такая старинная книга, что просто жуть.

— Отложи, покажем отцу, когда вернется. Эй, поосторожней с кошелкой, еще пригодится.

— Дырявая.

— Глядите, глядите! — снова завопил Лесняк-меньшой.

На сей раз он тащил огромную катушку, за которой следом сыпались какие-то бумаги, тряпки, грохотали бутылки, бренчали облупленные, дырявые кастрюли.

— Тележку из нее сделать, что ли? — прикинул Лесняк-старшой, осматривая находку. — Тележка получится. Это барабан от телефонного кабеля.

— Откуда он у вас?

— Не знаю.

— А это что такое?

— Тоже не знаю.

Они управились только с половиной чердака, а уже все четверо — трое Лесневских, четвертый Петрек — выглядели так, словно каждый из них вывалялся на самой грязной в мире свалке, а затем обсыпал себя пылью и облепил паутиной.

— Боже милостивый! — заломила руки пани Лесневская. — Не настираешься на вас! С ума, что ли, тронулись?

На крыльце появилась Эля, ослепительная, чистенькая, причесанная, и рассмеялась с издевкой.

— Ты, Петрек, настоящее пугало. Страх глядеть.

При виде сестры Лесняки вспомнили нечто такое, о чем они, ошеломленные находками, напрочь забыли, роясь в пропыленном хаосе чердака.

— Умойся, Петрек, а то девчонкам разонравишься, и они тебя больше не пригласят играть.

— И не переутомляйся, а то снова побьют, дружище.

— Беги, Петрек, к Владе… Там сегодня стирка, поможешь.

— Только сначала сделай предложение. Жених беспортошный.

— Девчачий король! — заорал во все горло Лесняк-меньшой. — С девчонками водится!

На сей раз старшой и средний не одернули меньшого, зато Эля оскорбилась не только за себя, но и за всех девчонок.