Несколько месяцев — целая жизнь

Вероятно, Муцек понял, так как улегся на прежнем месте и притих.

На ступеньках крыльца сидел меньшой Лесняк, дуя в самодельную пищалку, которая издавала душераздирающие звуки.

— Ребята с батей за ботинками поехали, — объявил он. — Возвратятся вечером.

— А Славек? А Мариан? — Петрека не так уж волновало, где обретаются Славек и Мариан, но не мог же он прямо спросить этого сопляка об Эле.

— Славек не знаю где. А Мариан учит плавать Эльку на котлованах. Уже давно ушли.

…Сама сказала, что Петрек будет ее учить, а вовсе не Мариан. Так вот какая она, эта Элька, Морковка, ни чуточки не лучше других девчонок. На берегу спросит Мариана: «Хочешь, причешу тебя?» И будет его причесывать, как тогда Петрека, и скажет, что Мариан смешно выглядит с пробором посередине головы. Нет, нельзя об этом думать!

— Мариан в Эльку втрескался. — Меньшой перестал пищать и счел целесообразным поделиться с Петреком этой тайной. — Батя обещает уши ему надрать, чтобы не увязывался повсюду за Элькой.

— Мне это до лампочки.

— Мне тоже. — Сделав это заявление, Лесняк-меньшой прижал к губам зеленый листок и запищал еще громче и пронзительней.

Хорошо было бы пойти на котлованы, сесть на берегу и глядеть с ехидной улыбочкой на Элю, нескладно барахтающуюся в воде, и на Мариана, который наверняка корчит великого пловца, щеголяет разными стилями. Да, не проронить ни слова, только сидеть и усмехаться. И почему бы, собственно, не сходить туда Петреку?

Нет, он не пойдет. Достаточно того, что бегал к Лесневским. Меньшой, конечно же, расскажет братьям о его визите. То, что Петрек наведался к Лесневским, ничего не значит, а появление на котлованах уже кое-что значило бы, могло разоблачить его тайну.

— Чего ходишь как в воду опущенный, внучек?

Петрек отвечает невнятно. Ни с кем, даже с дедушкой, не смог бы он поделиться своими мыслями. Только с Элей, но Эля пошла на котлованы с Марианом.

— Гляжу я на тебя, Петрича, и, знаешь ли, диву даюсь. Еще год-два — и отца перерастешь. Тринадцать лет — это не пустяк.

— Отец не такой уж высокий.

— С чего ему быть высоким? Чтобы вверх тянуться, надо было есть пожирнее. Когда твой отец был в твоих годах, мы мясо только по праздникам видели. Кашей, лапшой, хлебом пробавлялись.

— Знаю. Во время войны.

— И после войны, внучек, и после. Тогда у нас даже сада не было, времени не было. С собрания на собрание, сверхурочная работа, там прореха, тут прорыв, приходилось оставаться и помогать. Куда ни глянь прорва работы. Такие бы ли времена, внучек, никто сложа рук не сидел, о себе не думал.

— Я это проходил в школе. Период восстановления.

— Ну, тогда все знаешь, — заключил дедушка, запихивая хрустящие капустные листья в кормушку. — Никуда не отлучайся, Петрусь, с минуты на минуту может приехать ветеринар, а я должен выйти. — И, взглянув искоса на внука, добавил: — В сад его своди, покажи все, что пожелает.

Это разрешение самостоятельно преступить заветный порог было чем-то необычайным. Никому, даже отцу, даже пани Михалине не разрешалось без сопровождения ходить между грядок. Сад можно было посещать исключительно вместе с дедушкой.

— Я скажу ему, чтобы дождался тебя.

— Зачем?

— Без тебя нельзя, дедушка.

— Ты остаешься за меня. Тебе давно пора быть мне, старику, опорой. Впрочем, пан ветеринар тут желанный гость. Свой человек.

Кролики быстро расправлялись с капустой. Это было забавное зрелище: сначала огромный, твердый лист свисал подобно гигантской салфетке, потом — хруп, хруп — сокращался в размерах и исчезал вовсе.

— Смени им подстилку в клетках. Я скоро вернусь, и ты еще успеешь сбегать, куда тебе надо.

— Я никуда не собираюсь идти.

— Тогда сиди дома.

Ветеринар появился спустя четверть часа после ухода дедушки. Лихо затормозив у калитки, он воскликнул:

— Ну, как пациент? Живой?

— Живой. Ему много лучше.

— Вот и хорошо.

Муцек одновременно и обрадовался, и испугался при виде мужчины, который положил на стол красный мотоциклетный шлем.

— Видимо, он узнал меня. Мои пациенты меня ни с кем не путают, у них хорошая намять. — Ветеринар размотал бинт и потрогал зашитую рану на спине. Муцек слегка дернулся. — Заживает на собаке, как на собаке. Через несколько дней будет бегать как ни в чем не бывало. Только швы надо будет снять.

Потом он вымыл руки в тазу и спросил:

— Покажешь мне сад?

То ли в честь гостя, то ли сам по себе, сад расцвел и благоухал еще прекрасней, чем всегда. Темная влажная земля, недавно взрыхленная мотыгой, белые оструганные колышки, поддерживающие помидоры, снежные стволы фруктовых деревьев, аккуратно расчищенные дорожки. Да, дедушкин сад хорошо подготовился к встрече гостя. По обе стороны дорожки на приземистых кустах пышно расцвели розовые, завитые, благоухающие пионы. Почти на глазах лопались тугие бутоны, развертываясь в молоденькие взъерошенные цветы.

— Ну и мастер твой дедушка! Смотри, как он подрезал кроны. Такую яблоню надо на выставку, чтобы люди подивились. — Ветеринар ходил от дерева к дереву и громко восторгался. — Или вот эти груши рядком — ни одного лишнего побега, солнце со всех сторон. И как подобраны сорта!