Капитан Евгений Магомедович Шароев ждал нас в отделе. Ждал и готовился. К нашему приходу приготовил целый чайник крутого кипятка, банку растворимого кофе, тарелку бутербродов с колбасой и сыром и пакет твёрдых, как морские булыжники, мятных пряников. Мы с Дроздом растрогались.
— Шеф! Андрей, я так рад… Меня тут и так, и вот так… Ты же уже приступил? — с надеждой спросил Женька, не переставая трясти мою руку.
— У него отгул сегодня. И у Зимы тоже, — решил помучить Магомедыча Дрозд, настойчиво пытаясь откусить кусочек пряника. — Во, б…, они что, из мрамора?
— Ты про Татьяну мне… — напомнил я Шароеву.
— Всё есть, Васильич. Пробили. Татьяна Дмитриевна Любич, 1993 года рождения, москвичка, закончила музыкальное училище по специальности хоровое пение. Проживает по адресу: улица Степаняна, дом 9, квартира 96. По нашему ведомству не проходила. Только что «свисток» её фотографию прислал трёхлетней давности. Точно такая в её паспорте. Симпатичная, — протягивая мне фотокопию фотографии, с удивлением сказал Шароев.
С фотографии смотрела привлекательная темноволосая девушка. Правильный овал свежего лица, большие карие глаза, длинные, умело подкрашенные ресницы, не испорченные ботоксом губы. Что привлекло тебя в этом уже немолодом моральном уроде, девочка? Грубая сила, показная независимость, ничем не обеспеченные забота и покровительство?
— А ты думал, у бандюков и женщины должны быть зверского вида? — засмеялся Дрозд, посмотрев фото бывшей певицы ресторана.
— Я так понимаю, она должна была петь у меня на свадьбе девятого числа, — удивился я совпадению. — Так, срочно нужна наружка. Тихо всем, звоню Воронину.
Как ни странно, полковник трубку взял сразу:
— Чапаев… не до тебя. Отдыхай!
— Я на работе! — успел крикнуть я, понимая, что полковник сейчас отключится и больше телефон брать не будет.
— Так ты ж… Вот это правильно, Чапаев. Давай ко мне, — каким-то раздражённым замороченным голосом рявкнул начальник криминальной полиции управления.
Поднимаясь на третий этаж, заметил, как опустели коридоры нашей «конторы». «Народ на “земле”», — понял я. Увидев меня в приёмной, помощник Воронина молча кивнул и махнул рукой на дверь кабинета начальника.
— … так точно, товарищ генерал-майор… так точно… Весь личный состав на территории! Из отпусков отозваны… так точно! Районные отделы по особому плану… Я понимаю серьёзность… и важность понимаю. И ответственность… Чапаев? Передо мной стоит, товарищ генерал… Так точно, обсуждаем план… Какой? Вновь составленный, товарищ генерал… Найдём! Я понял про голову… Куда? Я понял… есть! — просипел полковник, падая в кресло и жадно глотая прямо из бутылки минеральную воду. — Валера, ёб…, принеси холодненькой! Две!
Стою пока молча, понимая, что начальнику нужно отдышаться, осмыслить всё то, что ему наобещал генерал, и прийти в себя после очередной порки. Забежал Валера, на ходу открывая две запотевшие бутылки «Боржоми».
Полковник отобрал одну бутылку, а вторую протянул мне и, громко выпустив из себя газы грузинского источника долголетия, сказал:
— Хорошо, что пришёл. Совсем замудохали генералы! То один, б…, звонит, то другой кровь пьёт. Хоть из кабинета беги. Слышал, наверное, о нашем ЧП?
— Слышал, Николай Петрович. Есть версия, — коротко сообщил я, интеллигентно наливая в стакан шипящий напиток.
— В смысле? Ты ж…
— Петрович, мне «наружка» нужна. Срочно! Мы установили контакт Чистова. Это его сожительница Любич Татьяна Дмитриевна…
— Да подожди ты! А Чистов кто? — обескураженный моим напором, спросил Воронин.
— Ну, как кто… Чистов — это главарь банды, убивший двух инкассаторов. Мы же его ищем, товарищ полковник?
— Подожди! А откуда ты…
— Николай Петрович, время уходит! Я ж тебе говорю: установили! «Наружку» дашь? У меня в отделе три человека вместе со мной, — всё больше раздражаясь, спросил я. — Чистому деваться с мешком денег в Москве некуда. Нездешний он. Единственный вариант — подруга эта.
— Да, что вы все сегодня на меня орёте, б… Насколько я знаю, все экипажи «семёрки» раскидали. Ты что, думаешь, один такой резвый? Успокойся. Сейчас позвоню их начальнику, — сделав глубокий вдох и нажимая кнопку коммутатора, пообещал Воронин.
Когда я вошёл в кабинет к своим операм, они молча рассматривали ксерокопию фотографии какого-то угрюмого мужика с колючим взглядом. «Чистов», — понял я.
— Ничего так… рожа, — тихо сказал Дрозд, бросая на стол чёрно-белое изображение преступника.
— Из колонии прислали. Я в архив суда запрос пошлю, у них получше фото должно быть, — всматриваясь в портрет Чистова, сказал Шароев.