Нескучная жизнь policeman(a) Чапаева

— Шутите? Какие копии, девушка? Это всего лишь старый кирпичный гараж дяди Лёвы. Он же его не унесёт в сумке. Приятный такой молодой мужчина. Высокий. Носил чёрную фуражку, на мою похожую. Знаете, такую, как у Жириновского. Заплатил мне за месяц вперёд, и я пошёл в магазин маме за подарком. Послушайте, я всё это и следователю, и на суде говорил. Говорил, что они меня с ним путают. Но, сука, свидетели…

— Что свидетели? — спросил я, конечно, понимая, что сейчас услышу.

— Оба свидетеля опознали меня. Причём утверждали, что видели меня в гараже в день предполагаемого убийства этой бедной девочки. Её трупик в яме гаража нашли.

Представляете, тот гнида после убийства мне ещё три месяца деньги за аренду гаража платил…

Мы с Виолеттой переглянулись. Вопрос напрашивался сам собой.

— Вы уже с теми свидетелями встречались? — спросила следачка.

— Нет, девушка… не успел, — усмехнулся Марк, понимая, что хотела услышать следачка. — Один замёрз зимой в недострое лет пять назад. А второй от туберкулёза загнулся. Это алкаши местные. У одного из них тогда гараж недалеко от моего был. Всякий хлам туда таскали… там и бухали. Их тогда менты отмыли немного, в шмотки из секонд-хэнда одели… Саблин в этом деле опытный, сволочь. Был. Видно, очень уж этим людоедам было нужно, чтобы именно Саблин маньяка поймал. Слушай, а я его точно того? — мучаясь в сомнениях, дёрнулся в мою сторону Гефтман.

— Точно… — не глядя в глаза мужику, ответил я.

— Ну вот… — посветлел лицом обвиняемый. — На суд папа мой все свои награды надел. Он же воевал у меня… Девятого мая я для него «День Победы» каждый год раз десять пел. Конечно, он не верил, что его Марик, которым он так гордился, мог обидеть девочку. Он всем говорил, как будто что-то доказывая: «Наш Марик — еврей, но он поёт в русском академическом народном хоре». Папа умер прямо в зале судебных заседаний после оглашения приговора, — тихо сказал Гефтман. — Сердце не выдержало. Как вы думаете, папа не поверил? Меня всё время мучает этот вопрос…

— Марк Борисович, вы можете продолжать или мы сделаем перерыв? — после затянувшейся паузы уже не так жёстко задала вопрос следователь.

— Продолжаем… Мне не надо рассказывать вам, что делают на пересылке с зэками, осуждёнными по 131-й статье УК РФ? Вот и ладно… Там было всё плохо. Но я хочу сказать, что я хоть и был «служителем Мельпомены», дрался хорошо и правильно. Мой покойный дядя Лёва был мастером спорта СССР по боксу и научил меня давать сдачи. В первую зону, под Иркутском, меня сразу не приняли. Из-за постоянных драк и избиений я был похож на живой труп (по Достоевскому). Меня для начала определили в тюремную больничку. Там я получил первое письмо от мамы. Она написала, что моя жена Лиза забрала Сонечку и ушла от неё. Сказала, что так будет лучше. Сонечке тогда было всего семь лет. Я думаю, Лиза боялась, что Сонечку будут травить дети во дворе и в школе из-за меня. А через месяц умерла и мама. У мамы всегда было слабое сердце. Извините, а можно вас попросить… Дело в том, что мой «зверёк» внутри постоянно хочет кушать или пить. Водички, если можно… — сморщившись, как мы уже начали понимать, от дикой боли, попросил Гефтман.

— Марк Борисович, а с родными… с семьёй вы встречались после освобождения? — наливая в колпачок из-под термоса минеральную воду, спросил я.

— Спасибо… — выдохнул Гефтман, сделав первый глоток. — А с кем? Официально меня согласились принять и досматривать после закрытой психушки родственники мамы… Но оно им надо? После мамы осталась большая квартира, где были прописаны я, моя жена и дочь. Я написал доверенность родственникам, и они продали её за очень хорошие деньги. Половину они забрали себе, а половину положили в банк на имя моей двоюродной сестры. Наверное, они молились, чтобы я умер на зоне, но Бог решил иначе. Это было год назад.

— А как же ваши жена и дочь? — не удержалась от вопроса следователь.

— Моя жена Лиза написала мне в колонию всего одно письмо, — продолжил свой рассказ «двойной» убийца, и из его глаз неожиданно потекли слёзы. — Она написала мне, что повесилась! Да! Что вы так на меня смотрите? Она написала мне письмо, пошла на почту, отправила его, пришла домой и повесилась… Представляете? Маленькая Соня возле неё просидела два дня… Лиза висела, а Сонечка сидела рядом с ней на стуле, с которого спрыгнула её мама. Их нашла хозяйка квартиры, у которой они снимали комнату. Пришла денежку получить за месяц, а тут… упс… неприятность, — тихо и как-то отрешённо продолжал рассказывать Гефтман.

— Нам нужно прерваться, — посмотрев на часы, решительно объявила Корниенко, нажимая на кнопку вызова конвоя, — сейчас вас отведут в камеру и принесут обед.

— Я не знаю… может быть, продолжим? Хрен его знает, как мой «зверёк» дальше себя поведёт? — криво улыбнувшись и ткнув себя большим пальцем в живот, сказал подозреваемый.

Но я уже выключил камеру, а в допросную вошёл конвоир. Виолетта Юрьевна зачем-то вытащила из своей сумочки кошелёк и, потыкав в него маникюром, спросила, ни к кому не обращаясь: