Честно говоря, ни я, ни Корниенко не ожидали такой концовки допроса, а тем более такой квалификации преступления. Так вот к чему подводил нас этот смертельно больной мужик. Вот что он планировал и чем жил последние двенадцать с половиной лет. Да он и выжил, только веря в то, что наступит этот день. День справедливости и его личного правосудия!
Подождав, пока все немного успокоятся, я спросил у убийцы:
— Марк, а почему топором? Почему столько крови? Не мог остановиться? Они же уже пожилые люди были…
— Почему топором? Есть объяснение… После оглашения приговора конвой что-то замешкался, и меня из клетки долго не выводили. А тут мимо меня судья Саблина идёт… Видно, интервью давать. Я к ней, типа, что ж ты делаешь… я ж невиновен! А она остановилась и в микрофон какому-то корреспонденту, да с такой ненавистью: «Жаль, что мы в цивилизованной стране живём. Случись бы подобное в восемнадцатом веке, я бы тебя лично четвертовала. Лично!» И дальше пошла… с гордо поднятой головой. А кругом камеры, фотоаппараты… Ах, ты, сука ты сучья, ты же знаешь, что я не виновен! — закричал Гефтман и неожиданно рванулся в сторону Корниенко, яростно сжимая кулаки.
— Марк! Марк… — осадил я Гефтмана за плечи.
— Извини… девушка. Нервы, — закашлялся, держась за грудь, Гефтман. — Вот я и придумал эту казнь. Чтобы как в восемнадцатом веке. И ей при встрече напомнил наш разговор у клетки. А она вспомнила! Вспомнила, гадина! — злорадно процедил мужик. — Заверещала, прощения просила. Что-то мне о судебной ошибке… Но я уже тогда для себя всё решил.
— Ну хорошо, убил… Вернее, не хорошо, конечно… Где ты прятался после убийства? И почему в квартиру Саблиных опять пришёл? — задал я вопрос, всё время не дававший нам покоя.
— Так, а мне пацаны прямо над ними квартиру сняли. На месяц. Повезло, представляешь… Смотрел, наблюдал за выродками, слушал… Пару раз даже в подъезде сталкивались. Не узнали… Скажи, начальник, а я что, правда, так сильно изменился? — кивая на свою фотографию в деле, спросил Гефтман.
— На этого парня ты, правда, мало похож, — кивнул я, разворачивая к Марку его фотографию пятнадцатилетней давности.
— Я после… ну, всего этого… сразу к себе поднялся. Вроде всё тихо было. Стакан водки выпил, и вырубило меня. И тут мне сон снится… Даже не сон… кошмар! Будто рублю я их, а они всё живые и живые. Эта тварь кровью обливается, смотрит на меня и смеётся. И такая жуть взяла… Как же так, думаю, почему не дохнут? Просыпаюсь весь в поту, глядь в окно — день уже. Я за топор и вниз… Хотел проверить в общем, живые или нет… А там девушка вот эта… на коленках стоит, ручки-ножки Саблиных складывает, — и, первый раз по-доброму улыбнувшись, Гефтман посмотрел на следователя Корниенко.
— Послушайте… что вы меня всё девушка… девушка? Какая я вам девушка? — незло возмутилась следачка, обиженно посмотрев на Гефтмана.
— Ну, тогда только ангел… Я ведь вас тогда за ангелов принял. Подумал, что вы за этими тварями прилетели. Все в небесно-голубом… Я ж окаменел, когда вас увидел… За ними же черти… демоны, бесы должны были прилететь, а прилетели ангелы в голубых одеяниях. Очень меня тогда всё это с толку сбило и расстроило. Стою, как изваяние… ангелами любуюсь, и слёзы по щекам… А потом начальник всё поправил. Саданул меня по лбу, я в себя и пришёл, — ещё раз улыбнувшись, закончил свой рассказ гражданин Гефтман. — Ангелы… они тоже ошибаются…
По установившейся у нас традиции окончание совместного расследования возбужденных уголовных дел мы со следователем Корниенко В. Ю. отмечали в любимом кафе. За чашкой кофе. Как правило, этим действием ставилась крепкая коричневая кофейная точка на последней странице очередного распутанного дела. Коротко обсуждались ход следствия, его интересные моменты и неожиданные повороты. Чего греха таить, и комплименты взаимные имели место. Только вот после завершения расследования этого дела как-то «не отмечалось».
Я заказал два «американо», Виолетта по инерции ткнула пальцем в красивую картинку с чизкейком, но так ничего и не заказала. Так и просидели молча, глядя в окно и думая каждый о своём, дилинькая ложечками в чашках с остывшим кофе. И только у двери своей машины Виолетта, поёжившись от вечерней прохлады, тихо сказала:
— А знаешь, Чапаев… Меня сегодня в первый раз в жизни с ангелом сравнили.
«Палач божий», Гефтман Марк Борисович, скончался в тюремной больнице через месяц с небольшим. Сожрал-таки его «зверь», хотя и дал пожить «в долг» лишний месяц. Следствие прекратили из-за скоропостижной смерти обвиняемого, и дело перестало быть резонансным.
И премию за раскрытие «по горячим следам» нам так и не дали.
Лейтенант полиции Лядова