— Да так… ничего особенного. Хочу, чтобы те, кто последними услышат меня… поняли, что не было у Гефтмана Марка Борисовича другого выхода, — глядя в глаза Корниенко, спокойно ответил обвиняемый. — Послушайте… мне нужно помыть руки. Мне срочно нужно руки помыть! Руки…
Мы с Виолеттой увидели, как вдруг быстро начал внешне меняться Гефтман. Он безжалостно сильно дёргал левую, прикованную наручниками руку, пытаясь освободиться и встать. Из-под «браслета» лоскутом завернулась содранная кожа, на стол брызнула кровь. Лицо и безволосый череп стали красными и покрылись мелкими капельками холодного пота. Из мгновенно покрасневших, как у вампира, глаз полились натуральные слёзы, изо рта по подбородку текла, пузырясь, слюна. А Гефтман всё повторял и повторял:
— Помыть руки… кровь… мне нужно руки помыть. Пустите меня! С мылом… с мылом…
Корниенко нажала кнопку вызова конвоя и вошедшему сержанту спокойно сказала:
— Сержант, отведите обвиняемого в туалет.
А когда Гефтман вышел, улыбнулась мне и сказала, потирая руки:
— Нет, ну ты понял? Артист! А, ну да. Он же консерваторию закончил. Им там актёрское мастерство преподавали. Знаешь, что сейчас было? Он нам показал, что он может. Мол, не захотите меня слушать, я вам тут такое представление устрою! Он два года в психушке провёл, Чапаев. Это он сам себя туда определил, когда ему диагноз поставили. И знаешь почему? Он прекрасно понимал, что с такой болезнью из зоны выйти не удастся. И тогда капец его плану возмездия. Не успеет топориком помахать! Вот и начал «косить». Артист, одним словом!
— Ну, тогда давай дадим ему понять, что мы готовы быть теми «последними» ушами, на которые он рассчитывает. У нас другого выхода нет, Виолетта Юрьевна. Или мы его слушаем и закрываем дело по «чистухе», или он «сливается» и в смирительной рубашке едет заканчивать свою грешную жизнь обратно в психушку, — соглашаясь с Корниенко, ответил я.
— Сюрприз хочешь? Пятнадцать лет назад дело об изнасиловании и убийстве несовершеннолетней Кузнецовой И. Н. возбуждал и брал под арест Гефтмана следователь Саблин С. М. А ещё… Сиди на попе ровно, Чапаев! Приговор по 131-й выносила народный судья Мытищинского городского суда Саблина Марина Ивановна. Царствие им небесное… хотя уже сомневаюсь. Врубаешься? — победоносно сообщила мне «особо важная следачка».
— Ну, я, собственно, понимал, что копать нужно прошлое. Даже не удивлюсь, что Гефтман о нём и хочет нам рассказать. Так сказать, излить душу. Также думаю, что и мотивы вчерашних убийств связаны именно с прошлым, а 131-я, часть 3-я тут не главная мотивация к мести. Тут, Виолетта, какая-то цепочка событий прослеживается, — уверенно заявил я, наблюдая, как в допросную вводят нашего арестанта.
Выглядел Гефтман по-другому. Побледневшая кожа лица, мокрый от воды ворот и закатанные рукава рубашки. Запястье левой руки перевязали, и теперь сквозь бинт ярким пятном проступал «раствор бриллиантовой зелени». Внешне спокойное лицо убийцы иногда пронизывала сиюминутная гримаса боли. Видно, болезнь безжалостно пожирала его изнутри.
— У вас всё нормально, Гефтман? Можно начинать? — спросил я, держа палец на кнопке «запись» установленной на штативе камеры.
— С чего начать? — по-хозяйски наливая в стаканчик остатки кофе, в свою очередь спросил подозреваемый. — Кстати, хозяйке своей передай: сырники зачётные, как у моей Лизоньки.
— С момента вашего задержания, — что-то пометив у себя в журнале, ответила Виолетта Юрьевна.
— Понял. Постановление о моём задержании предъявил мне следователь прокуратуры Саблин Сергей Митрофанович. Прямо на репетиции. А когда меня уволокли, объявил коллективу народного хора и оркестру, что я и есть тот самый сексуальный маньяк и убийца пропавшей три месяца назад девочки. В первый день допроса не было. Определили меня сразу в СИЗО в общую «хату». В ту же ночь меня и «опустили». Получается, что ещё против меня дело об изнасиловании не возбудили, а жопу уже продырявили. Не по понятиям… Это Саблин, паскуда, мне дорогу назад таким способом перекрыл.
— А доказательная база на чём основывалась? — спросила В. Ю.
— База? — усмехнулся Гефтман. — За два года до этих событий умер мой дядя Лёва (мамин брат). Дядька был одинокий, поэтому всё, что он после себя оставил, разделили между родственниками. Мне достался гараж. Без машины. На другом конце города. Мама сказала: «Марик, сдавай гараж в аренду и получай чистые деньги без налогов». Я послушный сын и сдал гараж одному мужчине. Договорились, что он будет перечислять деньги мне на карточку каждый месяц. Так и было. Мужик платил каждое пятое число месяца, я шёл в супермаркет и покупал на эти деньги еды. Откуда мне было знать, что этот мужик — педофил, а гараж использовал для своих гнусных потребностей?
— А когда вы этому мужчине сдавали гараж, вы видели его паспорт? Может быть, копию сделали? — спросила Корниенко, не поднимая от своих записей головы.