Нескучная жизнь policeman(a) Чапаева

Во вторую допросную Гефтмана привели быстро. Конвойный отстегнул наручники с правой руки задержанного и пристегнул его к скобе металлического, вмурованного в пол стола. Социально опасный. Положено. Корниенко представилась и представила меня. Предупредила о ведении видео- и аудиозаписи допроса, а также праве подозреваемого на адвокатскую защиту.

Пока Виолетта Юрьевна объясняла по протоколу права обвиняемого, я внимательно следил за бывшим ведущим баритоном академического хора. Первое, что бросалось в глаза, — несоответствие внешности с паспортными данными. Согласно информации в анкете, Гефтману сейчас едва за сорок. А перед нами сидел пожилой мужчина, скорее даже старик… Глубокие морщины, неестественно тёмный цвет кожи, пронизанная мелкими ярко-красными капиллярами, абсолютно лысая кожа на голове. Я же помню его фотографию… Чёрная густая шевелюра, приятное лицо, смеющиеся глаза. Ей всего лет пятнадцать!

— Какие-то пожелания перед допросом? Может быть, воды хотите? — ровным голосом поинтересовалась следователь.

— Воды не хочу. Кофе хочу. И пожрать чего-нибудь домашнего. Кормят тут у вас… а у меня желудок нежный, — негромко, но уверенно произнёс подозреваемый.

— Знаешь что, Гефтман… — тихо прошипела В. Ю.

Но я уже звонил Дроздову, слегка качнув спинку стула Корниенко:

— Ваня, сделай по-братски. У меня в кабинете на сейфе термос стоит и контейнер с харчами. Позавтракать не успел, Ксюха с собой завернула. Я во второй допросной, занеси, пожалуйста.

Минуты через три в допросную вошёл слегка запыхавшийся «официант» и, сверкнув недобрым взглядом в сторону упыря, положил передо мной пакет. Я забрал из пакета вилку с маленькой ложечкой и поставил прозрачный контейнер перед Гефтманом. В меню завтрака «по-домашнему» входило два бутерброда с ветчиной и мои любимые сырники со сметаной и сгущёнкой.

— Придётся руками, сам понимаешь. Приятного… Выйдем? — предложил я Виолетте.

Старший следователь по особо важным делам «испепелила меня взглядом, собрала в совочек останки и развеяла их на сквозняке коридора изолятора временного содержания».

— Ты какого хрена, Чапаев?

— Стоп, Виола!

— Вот зараза! Ты же знаешь, я ненавижу, когда меня так… — ткнув меня в грудь своим маленьким, но жёстким кулачком, сказала В. Ю.

— А я говорю: стоп! Ты посмотри на этого мужика. Он к нам разговаривать пришёл, а не отвечать на протокольные вопросы. И, если мы не дадим ему возможности выговориться, уйдёт в себя, замкнётся, и никакая пресс-хата, никакой подсадной не помогут. У него за плечами одиннадцать лет «строгой» колонии по самой хреновейшей и позорной статье, плюс почти два года психушки… Я вообще удивляюсь, как он выжил! Водички она ему предложила. Если нужно будет, я ему ещё и гамак в допросной подвешу. Виолетт, я тебя прошу, не летай на метле, — аккуратно поправив лацкан на форменном кителе «важнячки» и «сдув пылинку» с воротника, попросил я.

— Ага. Ты ещё предложи ему «чистуху» написать, добренький ты мой. Забыл, как он с топором стоял? — спросила В. Ю., но уже было видно, что она поостыла и думает над тем, что я ей сказал.

— А почему нет? Мужик сам пришёл. И топор… И орудие убийства добровольно принёс. Ты подумай… — попросил я, похлопав себя руками по карманам кителя.

А пока старший следователь думала, я сбегал на этаж выше, выгреб из кошелька последние рублики и поменял их на два «американо» в бумажных стаканчиках у кофе-автомата. Мы зашли в допросную, когда «лесоруб», как прозвала его следачка, наливал из моего термоса в мой стаканчик мой кофе. Ну, прямо не допрос убийцы получался, а «чаепитие в Мытищах». Сделав первый глоток, Гефтман чуть поморщился и спросил:

— А ты чё, начальник, кофий без сахара пьёшь? Не люблю… пусть принесут.

— Марк Борисович, хорош выделываться… — сделав определённые усилия над собой, попросил я, нечаянно сломав шариковую ручку, — мы так поняли, ты поговорить пришёл. Если это так, то давай, слушать мы готовы. «Чистуху» оформим, я тебе обещаю.

— Да не смеши ты меня… Какая к херам «чистуха»? Извините великодушно, девушка. Сколько следствие по делу будет идти? — уже другим тоном спросил у следователя Гефтман.

— Ну… согласно УПК РФ минимум два месяца, но, как правило, больше… В вашем случае не меньше шести-восьми месяцев, я думаю, — честно ответила старший следователь по особо важным делам СК РФ.

— О! А нету у меня этих месяцев, понимаете? Нету! У меня четвёртая стадия рака. Меня из психушки отпустили на досмотр родственникам… Это, я так понимаю, чтобы хоронить не за государственный счёт. Я через две недели помереть должен, а я тут с вами сижу, кофий распиваю. Доктор честно сказал, когда выпускали, что могу рассчитывать максимум на три месяца при хорошем питании и уходе. Вот и считай… Два месяца этих демонов искал, две недели присматривался и топор точил… И сколько у меня осталось, пальцы загибаешь? Если через пару недель не сдохну, считай, в долг буду жить, — насмешливо подытожил Гефтман.

— Чего вы добиваетесь, Гефтман? — спокойно спросила Валентина Юрьевна.