Неслучайные встречи. Анастасия Цветаева, Набоковы, французские вечера

Мне чужд и труден день, а ночь, как мир, длинна:
С надземной высоты так зрима глубина.
Творимое в ночи в пустынный день уходит,
Толчется, мечется и места не находит,
И снова ночи ждет, и снова ночь тяжка:
Не размотать душе упорного клубка,
И воспаленный мозг уснуть никак не может
И ночи черноту сверлит, пытает, гложет.

Это стихотворение написано Чижевским в 1941 году. Легкое дыхание его поэтического дара уступило место тяжелым душевным переживаниям. Как не похожи эти строки на те, что были когда-то написаны им в юности. В его стихах этого периода Солнце, воспетое им совсем недавно как источник жизни на Земле, превращается в убийцу человеческого разума.

Там Солнце черное на черных небесах
…………………………………………
Там реки черные медлительно текут,
…………………………………………
И мы все бродим там – мы те же и не те.
Как бродят призраки, видения, фантомы:
…………………………………………
Тьма, тьма везде! Эреб[18]

! Зияющая тьма!Круженье черных звезд….

Позже о себе Чижевский с горькой иронией писал:

В науке я прослыл поэтом
Среди поэтов – я ученый,
Увы, не верю я при этом
Моей Фортуне золоченой.

Мой путь поэта безызвестен,

Натуралиста путь тревожен,
А мне один покой лишь лестен,
Но он как раз и невозможен.

* * *

Чижевский был арестован 22 января 1942 года, уже находясь в эвакуации в Челябинске. Повод для ареста был абсурдным. По одной из версий, его попутчик, человек из литературного круга, в доносе якобы сообщал, что по дороге в Челябинск ночью Чижевский выходил на полустанках из вагона, чтобы подавать сигналы немецким бомбардировщикам руками в белых перчатках. За этой «шуткой» последовало восемь лет конкретных лагерей в Свердловской области и в Казахстане, а после четыре года ссылки в Караганде.

При жизни о своем пребывании в лагерях и ссылке А.Л. Чижевским не было опубликовано ни строчки. Многие предполагали, что это было связано с тем, что он торопился в первую очередь написать и издать результаты своих научных исследований, завершить воспоминания о Циолковском. О его собственных страданиях можно было лишь догадаться, читая некоторые стихотворения, написанные им в лагере.

Но случилось неожиданное! Недавно в его архивах, обнаруженных А. и Д. Головановыми, были найдены тетради его записей, сделанных после возвращения из ГУЛАГа. В них – реальный ад сталинских тюрем и лагерей.

Еще не все записи расшифрованы и не всё опубликовано. Но то, что уже вышло из печати, заставляет содрогнуться.

…Я заметил – лучше всего у него работали именно руки. Они были обязательным органом обыска. Чего он не проверял глазами, он проверял пальцами, как слепой. Его интересовали больше всего швы. Они были для него самым подозрительным местом – в швы зашивались бриллианты и золотые монеты, на которые в первую очередь охотились обыскивающие воры.

Все молчали, шуршали бумаги и вещи. Я с гадливостью смотрел на процесс обыска…

Постепенно в ходе обыска выяснилось – ищут его дневники.

– Но ведь я мог их и не писать? – сказал Чижевский.

– Могли, но писали, – ответил следователь.

Это были личные дневники. Стало быть, сделал для себя вывод Чижевский, кто-то сообщил «куда следует» о том, что он их вел. Но кто бы это мог быть? И он вспомнил, как по пути в Челябинск попросил у попутчика авторучку. Лев Вениаминович Никулин, так звали его попутчика, поинтересовался тем, что он пишет. На это Чижевский простодушно ответил, что пишет личный дневник. Уже исписал шесть толстых тетрадей.

Р Мы, писатели, придаем значение личным запискам, – одобрил попутчик, а Чижевский еще удивился, чему он так радуется.

Теперь, во время обыска, он все это вспомнил. А поскольку в дневниках никакой крамолы, как ему казалось, не было, Чижевский успокоился, полагая, что недоразумение быстро выяснится и в ближайшее время он вернется к семье.