Неслышный зов

Через неделю фабзавучниц, бывших на домашней вечеринке, вызвали в уголовный розыск. Первой в кабинет следователя отправилась Сима Изюмова. Увидев двух наголо остриженных парней, она испугалась и сделала вид, что прежде ей не доводилось с ними встречаться. Но Муся Кротик не поддержала подругу, она сразу же опознала нахала, не пустившего ее на вечеринку, хотя завитого чубика у него уже не было. И одессит, прожигавший наглыми глазами, не запугал фабзавучницу. Она уверена была, что это он ударил Ваню ножом, и сказала об этом следователю. Ее показания подтвердили и Тося с Ниной.

Два других парня еще не были арестованы.

— И их найдем, — уверенно сказал следователь.

ПОСЛЕДНИЙ ВЕЧЕР

Зоя Любченко поправлялась быстрей Вани Калитича. Когда девушке разрешили ходить, она по нескольку раз в день пробиралась в мужскую палату, где было всего две койки, и ухаживала за больным.

Видно, от ее забот и Калитич стал поправляться скорей.

Многие ребята приходили навещать их. Явился и Ромка. Он принес кулек винограда и журнал «Резец» со своим рассказом.

Калитич тут же прочитал его, затем откинулся на подушку и некоторое время лежал с закрытыми глазами, как бы размышляя, что бы сказать автору.

— Замутил голову, да? — спросил Ромка.

— Нет, старик, рассказ мне понравился. Пробу на приличный разряд сдаешь. Только личностей маловато.

— Какие же в фабзавуче личности?

— А Зоя Любченко? Муся Кротик? В повседневной жизни деваха неприметная. А если случится с кем беда — на плаху и костер пойдет. Ведь она у моей койки напролет ночи просиживала… кровь отдавала. Приглядись к ней.

В палату заглянула Слоник. К ней уже вернулся прежний румянец, и глаза сияли.

— Кто тут больного утомляет? — спросила она.

— Не утомляет, а заставляет завидовать, — поправил ее Калитич. — Ты почитай его рассказ. Пока мы тут бока пролеживаем, он в серьезные литераторы выбивается.

— А меня скоро выпишут, — похвасталась Слоник. — Сам главный обещал.

— Значит, одного оставляешь?

— Почему «оставляю»? — не согласилась Зоя. — Каждый день приходить стану. Меня здесь все знают и без препятствий пропустят. Еще надоем, прятаться будешь.

— Нет уж, не спрячусь! Даже твоя воркотня — для меня целебный бальзам, — признался Ваня.

На выпускном вечере глаза Шумовой покрывала паутинка грусти.

— Понимаешь, Гром, у меня какое-то странное состояние, — сказала она, — пою, танцую, и вдруг подступает тоска… хочется плакать, будто всех вас я навсегда теряю.

Шумова получила направление на инструментальный завод в Сестрорецк. Это ближний пригород Ленинграда, а девушке кажется, что ее отправляют на далекую окраину страны.

— Надеюсь, ты будешь писать мне? — тихо спросила она. — Хоть тебе сейчас и не до меня, но давай условимся: что бы ни случилось — мы всегда товарищи… В случае беды придем друг другу на выручку.

— Да, да… конечно, — сказал Ромка. — Как устроишься, обязательно напиши, я немедленно отвечу.

— То, что у нас с тобой было, видно, еще не настоящая любовь, — печально рассуждала Нина. — При настоящей друг без друга не могут, как Зоя с Ваней Калитичем. Разлука будет для нас проверкой. Я-то тебя не забуду, а ты, наверное, каждую неделю будешь любоваться своей глазастой. Хоть бы тебя в какой-нибудь другой город услали!

— Вот спасибо за добрые пожелания! — не без упрека поблагодарил Ромка. — Нам уже сказали, что никуда не пошлют. Зарегистрируют на Бирже труда. И будем мы стоять в очереди с безработными и ждать вызова.

— Прикатывай ко мне — накормлю обедом.

— У безработного денег ведь не будет, как же я приеду? — отшутился Ромка.

— Я оплачу дорогу, приезжай!

И Ромка дал слово, что обязательно приедет.

ПРЕВРАТНОСТИ ЛЮБВИ

Как чудесно быть здоровым, когда с утра, едва проснувшись, слышишь в себе живой и настойчивый зов сесть за работу! И работается хорошо, если знаешь, что обязательно состоится радостная для тебя встреча. Каждый день я ждал Сусанну и ревновал ко всему на свете. Но об этом не говорил, так как не находил подходящих слов. Впрочем, я заготавливал целые фразы и… не осмеливался произносить вслух.

В один из морозных дней Сусанна пришла озябшей. Хотела согреть руки на паровой батарее, но та оказалась холодной.

— Что это — паровое отопление не работает? — с тревогой спросила она.

— Не знаю… Сегодня не прикасался к трубам, — ответил я.

Сусанна потрогала мои руки и возмутилась:

— Ледяшки! После такой болезни тебе нельзя остывать. Почему не надел свитер?

— Мне не холодно.

— Как не холодно? Ты же трясешься. Сейчас же в постель, без всяких разговоров.

Я послушно разделся и юркнул под одеяло. Сусанна, как всегда, сбросила за ширмой платье и надела байковый халатик.

Подойдя укутать, она обнаружила, что меня уже по-настоящему лихорадит, зуб на зуб не попадает.

— Ой какой глупый! Словно малыш… Сидел и не чувствовал холода! — стала выговаривать она. — Болезнь ведь может вернуться. И грелки нет. Мне, что ли, тебя согреть…

Ничего не замышляя, прямо в халатике, Сусанна легла в постель и, обняв, прижалась ко мне. Ей самой, видно, не мешало согреться.