Несносный Шварцвальд

Иногда мне кажется, что мы с Альбиной оказались здесь не случайно. Случайности не случайны – слышал такую фразу от одной мудрой черепахи и теперь понимаю глубину этого выражения. С самого начала все было не случайно. И Аля в моей кровати в первый же вечер, и мой приезд сюда, обернувшийся тотальной одержимостью этой малышкой. Спросите, как проходят наши дни? Да оху*нно! Помните то самое первое ощущение, когда сбывается долгожданная мечта? Восторг, адреналин, распирает от искрящихся ярких эмоций! Только потом эти ощущения слегка затупляются, когда проходит первая волна радости. Так вот у меня она не проходит. Я словно нахожусь под постоянным воздействием героина. С самого утра, когда просыпаюсь рядом с моим тигренком, за завтраком, откармливая ее после наших бурных ночей, на море, во время тихого часа, когда лагерь утопает в тишине, мы тоже вдвоем. Ей не нужен больше никто. Она променяла всех на меня, а я на нее. Ни друзья, наяривающие из города, ни отец, звонки которого я упорно игнорирую. Она одна за такой короткий срок захватила меня без вражеской армии, а я готов служить ей как преданный дракон своей принцессе, лишь бы наша сказка никогда не заканчивалась.

Но в последние дни в Але все чаще просыпается неуверенный беззащитный котенок, который ищет в моих глазах ответ, стоит кому-нибудь заговорить об окончании смены. Апельсинка все еще не верит в то, что по приезду в столицу между нами ничего не изменится. Не задает вопросов, ничего не говорит, но не заметить того, что ее это нагребает, сложно. И сколько бы я не твердил, что, когда за нами закроются ворота лагеря, откроются новые в ежедневную жизнь, не окончившуюся на берегу Черного моря, она только сдержанно улыбается и жмется ко мне крепче, сворачиваясь пушистым клубком на коленях. Тогда я ее целую, а потом самым верным способом выбиваю из головы ненужный бред.

Только когда мы оба выжатые до капли откидываемся на кровать, этот нерешенный груз возвращается на хрупкие плечи. Причина одна – она не верит мне. Виной тому бесконечные смс от знакомых баб, которые как на акцию в бутик ринулись атаковать мой телефон, закидывая вопросами не хочу ли я встретиться. ДА ОТЪЕБИТЕСЬ ОТ МЕНЯ! НЕ ХОЧУ! Я даже не отвечаю им, но могу представить состояние Али. Я бы убил, если бы ей наяривали всякие ублюдки. Аля же только дерзит в ответ и закатывает глаза.

Не знаю, что это у нее – долбаное предчувствие или что-то другое, но если бы я знал, что моя девочка окажется права, расх*ярил бы телефон к чертовой матери, и даже под угрозой круглосуточного прослушивания песен Бузовой не ответил бы на звонок отца.

– Ты решил путем игнорирования звонков от меня устроить бойкот? – голос Шварца старшего, как всегда в стиле Сталина, вещает из динамика, когда я выхожу из общей беседки, где все в очередной раз собрались на поглощение второго ужина, то бишь пива со всякой дрянью.

– Да нет. Просто каждый наш телефонный звонок проходит одинаково, – без особой охоты отвечаю и подкуриваю сигарету.

– Да, ты каждый раз ведешь себя как невоспитанный ребенок.

– Так меня некому было воспитывать, откуда я должен знать, как разговаривать с родителями? – яд так и сочится из меня каждый раз, когда отец вспоминает об отсутствии воспитания.

– Не дерзи, сын, – рявкает в ответ, – я звоню не для того, чтобы в очередной раз услышать какой тебе достался дерьмовый отец.

– Ммм, а для чего тогда?

– Ты мне нужен здесь, срочно! Послезавтра мы с тобой летим в Словакию, мне нужно тебе кое-что показать.

– Что значит послезавтра? – не сразу догоняю я.

– То и значит. Билеты у меня на руках, и ты должен быть дома как можно скорее!

Сжимаю челюсти и с силой впиваюсь ладонью в деревянное ограждение. Прошу не любить и не жаловать. Мой отец – Александр Шварц. Ему надо, а что там у других – плевать.

– Царь Иван Грозный раздает приказы, за ослушание которых последует убийство нерадивого сына? – цежу сквозь зубы, силясь не послать отца прямым текстом.

– Ричард, хватит ерничать! – голос на том конце приобретает окраски Антарктической мерзлоты. – Я знаю, что ты сейчас прохлаждаешься у Бориса, поэтому уже позвонил ему и сказал, что ты завтра уезжаешь. Пусть ищет другого щенка на побегушках.

– Что ты, бл*дь, сделал? – ярость в мгновение вскипает до отметки «сжечь все к чертовой матери» и испепеляет сосуды.

– Не выражайся, разговаривая со мной! – только на этот раз его гребаная мерзлота не потушит этого пожара.

Не замечаю, как еще сильнее вдавливаю ладонь в перила, а та щедро одаривает мою кожу занозами. Нихрена бл*дь не чувствую, кроме бешеной пульсации в висках и еще большей ненависти к сородичу.

– Что значит ты предупредил Бориса? – повторяю вопрос и бросаю быстрый взгляд в сторону беседки. Замечаю внимательный взгляд Али и, оттолкнувшись от куска дерева, иду в сторону домика дяди.

– То и значит. Он тебя отпустил. Завтра ты должен быть здесь.

– С какого такого хера?

– С такого! Ты меня услышал! И только попробуй не приехать – потом пожалеешь!

– Что? – нервный смешок вылетает из горла. – Что ты мне можешь сделать, чтобы я пожалел?