Несогласный Теодор

Я познакомился с выдающимся социологом Татьяной Заславской. Я также близко сошелся с Виктором Даниловым, который был лучшим специалистом по крестьянству в России. Само это знакомство произошло при характерных обстоятельствах. Меня направили к заместителю директора по иностранным отношениям Института истории СССР. Не назову фамилии, потому что он еще жив. Он сказал мне, как он счастлив, что я приехал, и как Россия счастлива, что я приехал в нее. После чего выложил на стол список имен:

– Вот те, с которыми, мы думаем, вы должны встретиться.

На что я вытянулся во весь рост и заявил:

– Вы заблуждаетесь, господин N.

Он:

– В чем?

– Я не ваш подданный. Я гражданин Великобритании. И поэтому людей, которых я хочу встретить, я буду сам себе выбирать.

– Что вы, что вы, мы ничего не диктуем. Конечно, вы сами выбираете.

– Ну хорошо, – я сказал. – Первый, с которым я хочу встретиться, есть человек, которого я не знаю. Но его книги блестящие. Его зовут Виктор Данилов. И он в вашем институте, я видел его в списке сотрудников.

– Данилов, к сожалению, болен.

Ладно. Я пошел по коридору, увидел дверь, на которой написано “Аграрный отдел”. Постучал, вхожу. Сидит человек и печатает одним пальцем на машинке.

– Я ищу профессора Данилова.

– Я Данилов. А в чем дело?

– Я вас читал, хотел встретиться. Вы меня, конечно, не знаете, меня зовут Теодор Шанин.

– Что вы! – ответил он. – “Неудобный класс”, не так ли?

Выяснилось, что в СССР иностранные книги, посвященные советским вопросам, сокращенно переводились или реферировались; их рассылали специалистам – так моя первая книжка попала к Данилову. Со временем он стал моим самым близким другом в России, и я до сих пор горюю, что его больше нет.

Мы работали с Виктором Даниловым очень близко, а на более позднем этапе решили сделать общий проект, в котором он выступит как историк, а я как социолог, и мы подготовим книгу, посвященную русскому крестьянству 1890–1930-х. Для этого не хватало материалов, и мы разделили работу: он взялся за сбор и первоначальный анализ истории русского крестьянства в интересовавший нас период, я взялся за социологическое исследование современного русского крестьянства. К тому времени был создан постдипломный университет под названием “Московская высшая школа социальных и экономических наук” со мной как его ректором. (К истории создания университета я еще вернусь.) Виктор перешел работать в него, руководя проектом группы молодых историков, которые начали писать историю сельской России разных регионов, а моя группа параллельно исследовала их в рамках социологического проекта по сельской России. Результаты этой многолетней работы были необыкновенно интересны нам обоим. Мы много лет проработали вместе и крепко подружились – нас в немалой мере связывала общая история молодого солдата в разных периодах и странах: России и Израиля. Виктор Данилов тоже ушел на фронт совсем молодым, что усиливало нашу дружбу. Это подчеркивалось нами особенно. Ежегодно в День советской Победы над нацизмом мы встречались и выпивали по стопке водки. Наш личный праздник.

Не могу не сделать отступление, не сказать о том, как он умер. (Для меня это до сих пор тяжелая потеря. Он был самым близким мне человеком в России, я думаю.) На одной лестничной клетке с Виктором жил сумасшедший. Его то держали в больнице, то выпускали; он пьянствовал; и он не любил Виктора, и Виктор его не любил. И этот сукин сын, напившись, стукнул Виктора по голове. Вдова мне рассказывала: Виктор вошел, сказал, что его ударили. “Ну, чепуха, прилягу отдохнуть, немножко оправиться после удара, потом поеду на работу”. Лег – и впал в кому. Все. В больнице сделали все, чего нельзя было делать; в итоге лишь приблизили его конец. А когда его надо было хоронить, оказалось, что для него нет места на кладбище, до которого его семья может доехать. И мне пришлось дать взятку крупную, чтоб его хотя бы положили в нормальном месте…

Гибель Виктора была для меня тяжелым личным ударом. Потеряв так близкого мне друга, я решил не продолжать наш проект. Я только закончил вместе с коллегами том, посвященный махновскому движению.

Доверительные отношения у меня сложились с философом Мамардашвили. Одна из учениц Мераба, которая училась в школе режиссеров в Москве (Высшие курсы сценаристов и режиссеров. – А.А.), вдруг сказала: “Знаете, у меня есть преподаватель, который очень схож с вами”. Это меня заинтриговало. Она привела меня в университет, украдкой. Я спрятался в угол подальше. Вошел лектор. Как только он открыл рот, с первой фразы, стало интересно. Он сформулировал мысль, которую я навсегда запомнил: “Конечно, есть социальные классы. Но классы не борются. Борются люди”.