Неспящая [=Кикимора]

— Я теперь твой надзиратель, — сообщил он серьёзно. — И очень этому рад. Смогу теперь помочь не только дружескими обнимашками.

Я молча на него смотрела. Он грустно улыбнулся:

— Что молчишь-то? Может, не устраиваю чем? Ну, хочешь — уйду сейчас? Вернусь в полдень, как положено.

Я взяла его за руку и потащила за собой в подъезд и дальше вверх по лестнице.

— Эй, а лифты зачем придуманы? — удивился он.

— Я не люблю лифты.

— Ладно, как скажешь.

Я вела его наверх и думала, что назначение Баринова — самое лучшее из всего, что произошло со мной в последние несколько суток.

Мы вошли в квартиру, и только тут я сообразила, что прежде, чем тащить домой Баринова, надо было как-то предупредить Ромку, чтобы не попадался на глаза. Но оказалось, что мальчишки нигде нет. Видимо, увидев нас с балкона, он предусмотрительно удрал по карнизу, пока мы шли по лестнице.

Глава 30

Я подписала Баринову его бумажки, практически не глядя, а потом заварила ему кофе.

Он придвинул к себе чашку, прислонился спиной к стене и тяжело вздохнул:

— Устал… Устал, как собака. В отпуск хочу.

— И когда у тебя?

— Да никогда, — обиженно буркнул он и взялся за чашку. — По графику в ноябре. Но я не доживу.

— Поменяйся на сейчас с кем-нибудь, кому всё равно.

— Это кому это «всё равно»? — язвительно усмехнулся Димка. — Дураков нет.

— Да ладно, всегда же менялись. Когда официально, а когда так, втихаря.

— Ну да, у Лёхи втихаря, пожалуй, что-нибудь сделаешь, — Баринов совсем погрустнел. — Хотя, что я ною? Все в таком положении. Мне ещё и получше многих. Вот, рука зажила, и вообще проблем нет.

— Не болит больше?

— Неа. Шов чешется немного, я его пластырем бумажным заклеил, чтобы не было соблазна разодрать, — Димка глотнул кофе и взглянул на меня с грустной улыбкой. — Ты-то как, Ладка?

— Паршиво. Очень хочется одной побыть, а инструкции ваши проклятые!.. И вот над душой ходят, то один, то другой…

Я не договорила, оперлась локтями о столешницу и закрыла лицо руками. Димка слетел с места, присел на корточки рядом с моим табуретом, затеребил меня:

— Ты держись, не поддавайся! Совпало у тебя так, что будем мы ходить вокруг тебя всю дорогу… Я ж понимаю всё. Ну, хочешь, уйду сейчас? Допью быстренько и уберусь? Или прямо сию секунду исчезну?

— Да ну, что ты? Сиди пей спокойно! — прикрикнула я на него и выпрямилась.

Он смотрел на меня снизу с сочувствием.

— Ты на машине?

— Пешком, — покачал он головой.

— Жаль. А то я к Эрику переезжаю, вещи уже собрала.

— Если подождёшь немного, я сейчас попрошу кого-нибудь вместо меня на дежурство заступить, а сам за тачкой сгоняю и перевезу тебя. А к остальным своим кикиморам после съезжу.

— Неудобно как-то…

— Да что тут неудобного? — возразил он. — Сменами поменяться — это ж не отпуск переносить. Никто возражать не будет. Каждый знает, что и ему рано или поздно придётся кого-нибудь на замену звать. Ребята не откажут.

— Спасибо, Дим. Но не надо из-за меня такое устраивать. Ладно бы действительно что-то важное…

— Тогда я тебе такси организую, за мой счёт. Не побрезгуешь помощью старого приятеля?

— Хорошо, давай. Спасибо тебе!

Он отмахнулся и довольный тем, что уговорил меня хоть на что-то, сел на своё место допивать кофе.

Я же была довольна не меньше, что Баринов не стал из-за меня перекраивать графики в дружине. При новом спесивом начальстве оно того не стоило.

И тут мне пришла в голову простая мысль. Если тот самый пограничник с тарками в кармане в самом деле служит в дружине, ему ведь постоянно нужно время для того, чтобы заниматься своими посторонними делами. Значит, ему приходится перекраивать графики, отпрашиваться, меняться сменами с другими парнями, а иногда, вероятно, просто нарушать дисциплину в надежде, что наказание не будет слишком строгим. Даже если он не кикимора, всё равно ему требуется много времени на стороне. А уж если кикимора… Правда, это невозможно. Невозможно кикиморе работать в дружине и так всё обставить, чтобы никто ничего не заподозрил.

— Дим, а ребята часто просят подменить?

— Да постоянно. А то ты не помнишь? Жизнь непредсказуема… — глубокомысленно изрёк Баринов, потягивая кофе. — То трубу прорвёт, то тёще на дачу приспичило, то ребёнок заболел, то свидание, от которого невозможно отказаться… — он мечтательно вздохнул. — А чаще всего — адское похмелье. Всякое ж бывает, причём со всеми.

— Но с кем-то особенно часто?

— Ну, возможно, — Баринов лениво пожал плечами. — Я ж не отдел кадров, учёт не веду.

— Дим, а среди дружинников могут быть кикиморы?

Он поперхнулся кофе и торопливо утёрся:

— Ой, извини… Ты как спросишь иногда!

— Значит, не могут?

— Я бы понял, будь ты наивной дурочкой со стороны. Но ты ж знаешь, не могут к нам их брать. В ближайшей родне и то не должно быть кикимор. Нам ещё повезло, что ты Эрику племянница, а не дочь и не жена, а то не было бы у нас такого Айболита… Ты что, всё ещё мечтаешь стать настоящей дружинницей?

— Уже не мечтаю давно. Но я, Дим, не об этом спрашивала. Я имела в виду, не может ли быть среди дружинников такого, которому удаётся скрывать, что он кикимора?