Несравненная

Остался Яков вдвоем с Максимовной. И солдатская вдова, давшая ему отчество своего мужа, вытащила парнишку, выкормила, и даже смогла запихнуть в гимназию, которую, правда, он закончить не сподобился. Прервал курс обучения, когда на гастроли в уездный городишко приехала бродячая цирковая труппа, и он устроился при ней, поглянувшись хозяину своей расторопностью, продавать билеты. Гастроли закончились, и Яков, попрощавшись с Максимовной, отправился колесить с цирковыми по городам и городишкам.

Дальше жизнь замелькала, как стеклышки в калейдоскопе. На каких только поприщах Яков себя не попробовал, пока не добрался до Москвы и не осел в ней, будучи уже известным в своих кругах антрепренером. Нюх у него проявился со временем, как у доброй охотничьей собаки, и нюхом этим он безошибочно угадывал – что именно должно понравиться публике. Он и славное будущее певички из кафешантана Арины Дыркиной угадал сразу и без раздумий – словно наяву увидел ее славу, полные залы слушателей и, само собой разумеется, не тощие сборы.

Привыкший всегда и во всем надеяться только на одного человека – на самого себя, антрепренера Черногорина, он никогда и никого не допускал к себе в душу, словно держал на расстоянии вытянутой руки, не давая приблизиться, и в задушевных друзьях не нуждался. Люди, чувствуя это, даже не пытались сдружиться с ним, а он по этому поводу нисколько не огорчался. Долгое время и на Арину Дыркину смотрел Яков Сергеевич, как на свое очень выгодное предприятие – не больше. Но сил и стараний для нее не жалел, понимал, что такой яркий и диковинный цветок нуждается в заботливом уходе. А когда цветок полностью вызрел, расцвел и поразил всех своей красотой, Черногорин с испугом начал осознавать, что смотрит на него и любуется им совсем не так, как смотрят и любуются на источник дохода. Окончательно это понял во время гастролей в Иргите, где развернулась давняя, путаная история прошлой жизни Арины и где он готов был защищать ее всеми силами, даже готов был пустить в дело свой плоский браунинг, из которого ни разу в жизни не выстрелил.

Появление Петрова-Мясоедова и их скорый, почти мгновенный роман с Ариной, закончившийся такой же скорой, почти мгновенной свадьбой, – все это, в одно целое слитое, сдернуло последнюю пелену с глаз, и он увидел: судьба, неизвестно за какие заслуги, преподнесла ему встречу с женщиной, о которой можно только мечтать, как о несбыточном подарке. Он же, думавший всегда лишь о самом себе, бездарно проморгал этот подарок, а когда разглядел и оценил, было уже поздно – последние аккорды отзвучали и аплодисменты стихли. Сегодняшнее появление Арины в одежде сестры милосердия, ее шкатулка с драгоценностями, которую она подвинула ему таким легким и беззаботным жестом, добили его… Это какой же счастливый человек, Петров-Мясоедов, если для него без раздумий совершаются такие жертвы?! А вот для него, Черногорина, никто таких жертв не совершит.

Яков Сергеевич шел по Тверской улице, не понимая, куда идет, натыкался на прохожих, бормотал слова извинений и вдруг остановился, упершись в афишную тумбу. Долго стоял возле нее, читая афиши, но смысл написанного на них аршинными буквами, не доходил, только вызревала одна мысль, внезапная, пугающая, и когда она облеклась в слова, Черногорин горьким шепотом выдохнул:

– Не гастролировать нам больше, несравненная…

Он не только предчувствовал, но и твердо знал, что будет именно так.

13

Вот, оказывается, она какая – неведомая раньше Маньчжурия. И земля, и одноименная станция, на которой поезд сделал недолгую остановку. Арина стояла у вагонного окна, смотрела, не отрывая взгляда, на необычную картину, мгновенно развернувшуюся перед ней: военные, пешие и конные, повозки, пушки, и тут же – вездесущие китайцы, грязные, загорелые, в рваных одеждах и поэтому кажущиеся на одно лицо. И все до единого добродушные и говорливые, даже здесь, в вагоне, слышны их голоса: «Ходя, шанго! Ходя, шанго!» Они лезли в вагоны к солдатам, хлопали их по плечам, солдаты тоже улыбались, одаривали нехитрой едой, и китайцы, счастливые, сунув подарок за пазуху, шли дальше, вдоль составов.

Иная, незнаемая раньше жизнь происходила за стеклом вагонного окна, и казалась она не только чужой, но и пугающей. Что ждет в будущем? Как все сложится?

– Простите. Арина Васильевна Буранова?

Она обернулась. В узком проходе стоял юный подпоручик с легким походным саквояжем в руке и смотрел на нее широко раскрытыми восторженными глазами. Арина кивнула.

– Позвольте представиться – подпоручик Киреевский. Откомандирован полковником Гридасовым, чтобы встретить вас и сопровождать до Харбина.

– Да зачем же такие хлопоты? – удивилась Арина.

– Никаких хлопот нет, уважаемая Арина Васильевна. Я здесь по служебной надобности находился, а перед тем, как меня сюда откомандировать, господин полковник телеграмму от вас получил, вот и приказал мне… Вам же здесь чужое все, незнакомое… А тут как раз и место в этом вагоне освободилось…