Нестор-летописец

Темноту впереди разорвал желтый огонек. Несда обрадовался и прибавил шагу. Снег захрустел веселее. Он давно шел не по тропке, а напрямик через сугроб. В последние дни снег здесь топтало множество ног, идти было легко. Огонь приближался, мигая между стволами.

Вскоре сквозь ночные звуки леса Несда различил голоса. В замешательстве он прошел еще немного и остановился. Языки пламени выхватывали из темноты высокий чур идола и двух людей, стоящих по разные стороны от огня. Чуть поодаль фыркнул конь. Давешнюю птицу-лебедь было трудно узнать в простолюдинке с замотанной в плат головой и в кургузом кожухе. Того, кто говорил с ней, не признать было невозможно.

– Если бы ты легла со мной, а не со стариком, – убеждал Гавша, – ничего этого не случилось бы.

Он показал на ее голову.

– Мне нужна была его кровь, а не твоя.

– Ты упрямая лисица. Зачем ты споришь со мной? Я могу помочь.

– Так помоги! Выпусти из ямы волхвов. Тогда получишь меня.

Гавша рассмеялся, обходя огонь.

– Где я найду потом тебя? Сперва следует заплатить.

Жива двигалась от него по кругу.

– Клянусь бородой Велеса…

Гавша перепрыгнул через огонь, поймал ее и повалил. Она взвизгнула, стала бить его по голове. Вдруг заржал конь, раздался треск дерева. Гавша оглянулся. Девица скинула его с себя и отползла к идолу.

– Это навьи! – вымолвила она.

Гавша подошел к валу капища, вглядываясь во тьму леса.

– Эй, кто там?

Он вынул меч и ступил на насыпь.

– Не ходи! – крикнула Жива. – К озеру через капище идет тропа мертвых.

– Через капище? – Гавша вернулся к огню, настороженно оглядываясь.

– Теперь они ходят мимо. Навьи изменили путь, потому что здесь пролилась кровь за того, кого они не любят. За трехликого бога.

– Здесь убили попа, – сказал Гавша.

– Да. Им это не нравится. Они злы и могут разорвать тебя в клочья.

– Ты знаешь, кто убил его?

– Нет.  – Она отвернулась. – Уходи отсюда.

– Как же я уйду, если в лесу рыщут навьи? – Гавша зябко повел плечами.

– Иди той стороной. – Она показала. – Коня оставь, они заберут его.

Будто в подтверждение конь заржал вновь, захрапел.

– Уходи же! – отчаянно попросила Жива.

Гавша перескочил через насыпь позади идола и, держа меч перед собой, исчез среди деревьев. Дочь волхва вытянула из костра толстый горящий сук и не спеша отправилась с ним вдоль вала. В воздухе она чертила огнем знаки и произносила заклинание. Обойдя капище по кругу, она остановилась у входа.

– Объявись, кто бы ты ни был!

На зов из тени вышел отрок с узелком в руке. Жива внимательно оглядела его сверху донизу.

– Чем ты терзал коня? – спросила наконец.

Несда в ответ пробормотал невнятно.

– Ты – холоп воеводы? Я должна быть благодарна тебе… но ведь ты пришел не за благодарностью.

– Я принес тебе есть.

Он смущенно протянул снедь. Жива взяла узелок и ушла к огню. Села на корточки, достала хлеб, алчно вонзила в него зубы.

– Здорово я придумала про навей? – спросила она с набитым ртом. – Этот дурень с жадным удом вправду напугался. Даже коня мне оставил. Что ты там стоишь? Твой Бог запрещает тебе войти сюда?

– С крестом можно войти куда хочешь, – сказал Несда, минуя вал.

– Слышал, о чем мы с ним говорили?

– Ты хочешь освободить волхвов.

– Да, хочу. Этот кметь с двумя лицами поможет им бежать. А ты не успеешь никого предупредить. – Она рассмеялась, обнажив крупные зубы. – Навьи не выпустят тебя из лесу до утра.

– Ты же придумала их.

– А вот и нет. Я позову, и они придут. Я ведь дочь волхва. – Она принялась грызть мясо. – Ну вот, я сказала тебе, чего хочу. Теперь скажи, чего хочешь ты. Зачем пришел?

– Я… Я видел тебя в Новгороде! – взволнованно проговорил Несда. – Но там ты была отроком, а не девицей.

– Я умею превращаться, – хихикнула Жива. – Значит, ты пришел узнать, куда подевался ваш товар? Тот здоровенный дурачина тоже здесь, в Белоозере. Но он бы меня не узнал. А ты догадливый. Почему ты в челяди? Ты недавно стал холопом и недолго им будешь. Но я не скажу тебе, где ваше добро. Его все равно уже нет.

– Я не за этим…

– Тогда зачем? – требовательно спросила она. – Сам не знаешь, зачем пришел. Ты еще не понимаешь, какая сила тянет мужа к жене. У тебя уже бывают ночные истечения?

– Что?.. – У него зазвенело в ушах от необъяснимого стыда.

– Значит, нет.

Она умолкла и вкусно захрустела кочерыжкой. Несда стоял перед ней как малый идол и боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть безмолвие. Уж лучше молчать, чем говорить… про это.

Жива, казалось, поняла его. Управившись с едой, она уставилась на него с самым серьезным, немного мрачным видом.

– Обычный смертный видит немного впереди своего носа. Я смотрю далеко вперед. Но ты будешь смотреть и вперед, дальше, чем все, и далеко назад. Я не понимаю, что это. Объясни мне. Ты видишь прошлое?

– Я не знаю.

– Не знаешь?

Она была разочарована. Поднявшись с земли, подошла к нему близко, взяла за деревянную пуговицу на кожухе и заглянула в самую душу.

– Закорюки чертишь? – зло сузив глаза и кривя рот, спросила дочь волхва. – Не будет добра от них земле и людям. Бремя тяжкое в твоих закорюках. И рабы такого не носят.

Она оторвала пуговицу, бросила в огонь и повторила: