Нестрашный мир

Думала, с Егором у нас всё хорошо. Наладили контакт, не прошло и года. Мальчик заниматься начал.

А вчера был очень плохой день. Егору недавно сделали операцию. Для укрепления ножных мышц. Не буду вдаваться в подробности. Операция лёгкая, но после неё три недели нельзя стоять. И ходить, понятное дело. Приходится заниматься сидя.

Заниматься сидя Егор ненавидит.

Вот он веселится. Я прихожу. Перекашивается и стучит головой о ручку своего кресла-коляски. Делать ничего не хочет. Вообще.

На лице ненависть. Разучился всему.

Мне-то больше всего хотелось дать ему как следует по попе. От обиды. Пришлось сдерживаться.

Рассказала об этом Тане, Шуриной маме, а она хитро улыбнулась и говорит:

– А это потому, что ты решила, будто всё точно знаешь.

– Что «всё»?

– Как с ним быть, знаешь. А не надо этого знать. Тем более точно.

* * *

Дорогой Лёва!

После спектакля я убежала.

Вслед что-то кричали, но я не слышала. Бежала, пока не кончилось дыхание. Остановившись и переведя дух, я увидела, что стою на своём любимом месте: там, где асфальтовая дорога круто поднимается к деревне. Я села на тёплый асфальт и стала смотреть на далёкую серую полоску Онежского озера. Я не могла сейчас никого видеть.

Это было удивительное лето. В домике мы жили вдесятером: я, Шурик, большой Антон, маленький Антон с мамой Светой, Марианна с сыном Серёжей, Оксана, а на чердаке – Алёша с дедушкой.

Каждое утро мы с Шуриком ходили на колодец. Шли по заросшей тропинке и шатким доскам, пластмассовые вёдра стукались друг о друга. Я откидывала деревянную крышку колодца и заглядывала внутрь. Вода стояла низко. Я говорила Шурику азбукой глухих: «это колодец».

«Ко…» – начинал он складывать пальцы, и вопросительно глядя на меня, – «…лодец».

Помятое железное ведро было привязано к деревянному шесту. Я с трудом поднимала шест и давала Шуре придержать его конец. Ведро падало в воду и с минуту плавало на поверхности, а потом, черпанув бортом, уходило на дно. Мы вдвоём тянули за шест и вытаскивали ведро. Я говорила: «это вода».

Шурик вылавливал из воды гнилые щепки, отколовшиеся от стен колодца. Потом мы переливали воду в наши вёдра и несли их домой. Вода качалась и выплёскивалась на босые ноги.

Когда мне хотелось побыть одной, я шла или в деревню, к почте, отправить письмо, или на озеро, к рыбачьим сараям, собирать обкатанные стёкла для детской мастерской. Занятия в мастерских были вечером, в шесть часов, на них ходили почти все дети.

Ближе к ночи мы сидели на веранде. В гости приходила Лена, мама Паши, а Ирит, мама Старшего и Младшего, заглядывала в дверь и говорила: «Сейчас уложу ребят и приду».

Первую неделю смены лил дождь. Старший сын Ирит, босой, облепленный грязью, с сияющими глазами, забегал на веранду, тянулся к верхней полке и шептал: «сгущёнка… сгущёнка…» Судя по лицу, он был счастлив.

Вечером ему было трудно заснуть.

Но вот наконец все дети спят, а мы сидим вокруг стола.

– У меня была такая идея, – неуверенно говорю я, – поставить спектакль. Не с детьми, а с родителями.

Идея появилась давно, ещё зимой. Мне тогда пришли в голову две вещи: рассказ Рэя Брэдбери «И всё-таки наш» и сказка Сельмы Лагерлёф «Подменыш». Я привезла с собой оба произведения, и мы с родителями их прочитали. Сюжет рассказа «И всё-таки наш»: у одной семьи, совершенно обычной, в результате неполадки в родильной машине (дело происходит в будущем) ребёнок родился в другое измерение и в нашем измерении выглядел, как голубая пирамидка. Он был совершенно нормальным, здоровым ребёнком, только жил в другом измерении. Все звуки и краски нашего мира менялись и искажались, проникая в его мир, поэтому люди для него были кубами, параллелепипедами и другими фигурами. Родители, конечно, страшно опечалились, но доктор им сказал: «Ничего страшного, мы найдём способ переправить ребёнка в наше измерение, дайте только срок». Родители стали ждать. Им было очень тяжело, потому что ребёнка своего они не понимали. Он начал говорить, но для них его речь звучала, как птичий свист. Они не могли никого пригласить в дом, скрывали ребёнка от глаз соседей. Им было очень плохо. Они чувствовали, что потеряли его. А потом доктор им сказал: «Вы знаете, у меня пока нет возможности вернуть ребёнка в наше измерение, зато я могу переправить вас к нему. Тогда для вас он снова будет выглядеть, как обычный ребёнок. Вы увидите его, а он вас такими, какие вы есть на самом деле. Правда, всем остальным людям вы будете казаться шарами, кубами, параллелепипедами, ваша речь – свистом, вам придётся окружить дом высоким забором, потому что люди вряд ли примут ваш странный новый облик». Родители шагнули в другое измерение и вместо голубой пирамидки увидели чудесного малыша.

Мы прочитали рассказ, и реакция родителей меня удивила. Мне казалось, что конец рассказа – светлый и оптимистичный, решение героев перейти в другое измерение – единственный возможный выход. Но родители сказали: «Какой ужас, мы ни за что не будем ставить спектакль по этому рассказу. Мы не хотим, чтобы так было. Не хотим жить за высоким забором».