Нестрашный мир

– Серый хлеб – на самом деле чёрный, просто он чуть-чуть серый.

Миша: Маша, а давайте с тобой и с Шуриком поиграем в вопросы. Кто правильно ответит, тому очко.

Я: Хорошо. А ты сможешь придумать вопрос, который можно задать Шурику?

Миша: Например: «Почему ты так рано встаёшь?» (шепотом: «правильный» ответ «потому что я иду в школу»)

Я: А ты когда-нибудь слышал от Шурика фразу типа «потому что я иду в школу»?

Миша (со вздохом): Нет. Но будем надеяться…

Однажды вечером мы с Мишей плыли по озеру на педальном катамаране. Педали крутила я, Мишины ноги до них не доставали. Катамаран с шуршанием проходил через заросли камышей, а мы пытались разглядеть в тумане очертания нашей бухточки. Все бухточки были как две капли воды похожи друг на друга.

– Кажется, мы заблудились, – сказал Миша с эпическим спокойствием.

Туман сгущался.

– Мы с тобой будто через Лету плывём.

– Про Лету я читал. А как ты думаешь, что будет с живым, если он захочет войти в Аид?

– Ты миф об Орфее знаешь?

– Не знаю.

Я рассказала. Миша вспомнил, что где-то слышал об Орфее.

– Давай лучше будет так: на берегу Леты горит костёр, и мёртвый, если пройдёт через огонь, станет живым.

Я сказала, что ничего не имею против.

– Я тебе на берегу покажу, каких зверей я сделал из дере вьев. Бывают деревья, которые похожи на зверей, только к ним надо что-то добавить: хвост, или клюв, или глаза.

На берегу появилось пятно света. Мы поплыли на свет и увидели стоящего на берегу человека с налобным фонариком.

– Смотри, – сказал Миша, – человек-маяк.

Пешеход (из дневника и писем)

Люди едят. Говорят. Люди лохматятся. Писают, какают. Люди переодеваются. Читают. Смотрят. Мерзнут. Купаются. Покупают. Греются. Стреляют. Убивают. Считают, решают. Включают, выключают. Люди ещё в театре. Катаются на санках. Волнуются. Курят. Плачут, смеются. Звонят. Нормальные, гарные, озорные. Люди спешат. Ругаются. Веселые. Серьезные. Люди барабанят и громыхают. Не лохматятся. Теряются. Рыжие. Глубокие. Люди сдирают кожу. Люди ремонтируют домик, сарай. Люди потерпят. Люди рисуют, пишут. Лесные. Люди колют дрова, пилят, топят. Люди ещё здороваются, говорят, прыгают, бегают. Люди конечные. Люди летают.

Антон Харитонов

Люба, здравствуйте.

Вчера Вы попросили меня рассказать, что я знаю об Антоне. Проблема в том, что я о нём почти ничего не знаю и совсем его не понимаю. Тем не менее, утром я села за компьютер и стала старательно вспоминать.

Когда я увидела Антона в первый раз, никто о его настоящем и будущем вопросов не задавал, потому что всё было понятно. Хотя Антону тогда не было и восемнадцати лет, все видели в нём человека, чья жизнь практически закончена.

Раз в неделю он ездил заниматься в Фонд, а остальные дни и часы проводил дома. Чем он заполнял всё это свободное время, я не представляла. Я слышала, что он живёт вдвоём с мамой, которую знала только в лицо.

Внешне Антон был непроницаем. Он ходил взад и вперёд, взад и вперёд по игровому залу. Время от времени он останавливался и резко хлопал себя по бёдрам руками с растопыренными пальцами. При этом он ещё поворачивал голову то вправо, то влево, как механическая игрушка, так же механически моргал и улыбался. Мне казалось, что эта улыбка выражает что угодно, только не радость.

Потом мы встретились на Онеге. Большую часть времени Антона не было видно. Он часами лежал на кровати, укрывшись одеялом, из-под которого торчали только пятки. Правда, иногда я видела, как он вихрем вылетал из домика, бросался на качели и раскачивался так, что страшно смотреть. Отвлечёшься на минуту – а его уже нет, спрыгнул, только пустые качели бешено качаются.

Он всё время убегал: с территории лагеря, с озера, по дороге в магазин. Однажды ранним утром я встретила его на дорожке, ведущей к шоссе.

– Антон, что ты здесь делаешь? – спросила я.

– Тут уже захотел на Онежское на озеро.