Говорил Антон очень интересно: фразу начинал вкрадчиво, будто готовясь к прыжку, а заканчивал, требовательно повышая голос. Или повторял её дважды – в первый раз громко, во второй – одними губами. И в каждое предложение вставлял «уже» и «тут» или «здесь». И. Б. как-то раз сказала: «Раньше Антон обычно говорил, а потом подумал, что будет прикольно произносить слова, как они пишутся. Так с тех пор и говорит». Например: «тут хочу мороженое белое кушать». Концы глаголов – «ть», «ться», Антон так тщательно проговаривал вместе с мягкими знаками, что вместо «кушать» слышалось «кушати». Мороженое не какое-то там, а белое. А чай – жёлтый. «Тут хочу чай жёлтый пить». Йогурт розовый или белый, вафли жёлтые, кока-кола чёрная… У каждого слова есть своё цветовое прилагательное. Иногда послушаешь Антона и узнаешь что-то новое о мире. Например, «тут больно кусают
– Антон, сколько тебе лет?
– Мне тут уже три лет.
– А Саше сколько лет?
– Саше тут уже два лет.
– А мне сколько лет?
– Тебе тут уже сто лет (и добавил шёпотом: «тут рядом»). В походе он ночью убежал из палатки. Мы бегали по лесу
и звали его, а он, как потом оказалось, стоял за деревом и смотрел. Его ругали, а он механически поворачивал голову и непроницаемо улыбался. В лагере здоровые ребята посадили его на качели и раскачивали изо всех сил, приговаривая: «качаться или убегать? качаться или убегать?» Антон молчал, и вид у него был довольный.
Говорили, что раньше, лет до тринадцати, Антон был другим: открытым, радостным, спокойным. Тогда он и написал своё знаменитое сочинение «Люди», положившее начало Вашей истории. В тринадцать случился какой-то кризис, и Антон ушел в себя. Сочинений больше не писал.
Писал слова. Ручкой на бумаге, пальцем на песке, палочкой на земле. Некоторые буквы – обычно некоторые – зеркально. Чаще всего он писал имена.
Он рисовал маленьких людей, треугольных и квадратных. Больше всего любил рисовать синей ручкой.
– Антон, а почему у тебя люди треугольные?
– Тут уже хотел треугольных нарисовать людей.
– А почему хотел?
– Тут уже нравятся треугольные здесь люди. – И вставал, давая понять, что разговор окончен.
До сих пор стыдно вспоминать, как я пыталась с Антоном заниматься.
Идти со мной он не хотел, поэтому я брала его за руку и практически втаскивала в домик (учитывая, что Антон значительно крупнее меня, это было не так-то просто). В домике я сажала его на стул в углу, а сама садилась напротив, чтобы не дать ему сбежать, и начинала мучить:
– Антон, что ты дома делал?
– Тут уже одежду рвал.
– А ещё?
– Тут уже руки ломал, – отвечал он, глядя мимо меня.
– А ещё?
– Тут уже окна бил, – говорил Антон, улыбаясь со смесью застенчивости и злорадства. Потом вставал, аккуратно обходил меня и убегал.
В день отъезда он почему-то пришёл к нам, хотя жил в другом домике, лёг на кровать вниз лицом и всё время, оставшееся до автобуса, лежал неподвижно.
Если бы мне ещё недавно сказали, что Антон будет играть какую-то роль в моей жизни, я бы очень удивилась. Я общалась с ним мало, и нельзя сказать, что это было общение. Я совсем не понимала Антона. Да и не было, пожалуй, особого желания понять. Вот Антон. Если в комнате – ходит взад-вперёд. Если на улице – уходит куда глаза глядят. Какой-то Пешеход.
А несколько дней назад мне позвонила женщина, представилась Любой и сказала, что она снимает фильм[17]
об аутистах, и главный герой – «угадайте, Маша, кто?»Не знаю.
– Антон Харитонов.
Довольно странный выбор, подумала я. Что может человек, до этого никогда не сталкивавшийся с аутистами, разглядеть в Пешеходе, который или бежит, или лежит, или пишет зеркальные буквы?
– Понимаете, я прочитала его сочинение, которое называется «Люди», – это совершенно гениальное произведение. Я попыталась что-то узнать об авторе. В Фонде мне сказали, что Антон написал это сочинение много лет назад, с тех пор он очень сильно изменился, сочинений не пишет, и в настоящий момент находится в психиатрической больнице.
Когда Люба сказала руководителям Фонда, что хочет снимать Антона на Онеге, ей ответили: «Мы не можем взять его в лагерь. Он всё время убегает, даже ночью, за ним нужно круглосуточно смотреть. Кто будет это делать? У нас и так сотрудников не хватает. Тем более, неизвестно, в каком состоянии он выйдет из больницы – в хорошем оттуда редко выходят. Возьмём Антона только при одном условии: если его мама тоже поедет».
– И Рината согласилась?
– Согласилась, но буквально накануне отъезда позвонила мне и сказала: «Извините, что я вас подвела, но у меня обнаружили онкологическое заболевание, и я должна срочно лечь в больницу». А не ехать было уже нельзя: Антон знал, что он едет в лагерь, и был страшно счастлив. Тогда главный психолог Фонда сказала мне: «Мы можем взять Антона на Онегу под вашу личную ответственность. Но я вас предупреждаю: вы с ним не справитесь».
– И как, справились?