Ее не удерживали, и даже не поблагодарили за то, что она пятнадцать лет работала на них. В одном платье вышла от них Матрона и поселилась у своей сестры, тоже бедной женщины. Болезненные припадки повторялись все чаще, иногда она еле одетая бегала по улицам. Три года пробыла она в таком положении, пока, наконец, сестра ее, набожная женщина, не отвезла ее в Задонск на могилу св. Тихона. Там она исцелилась.
Вернувшись в Елец, она опять просила у Мелании совета, поступить ли ей в монастырь. Но та сказала:
– Ступай-ка лучше в Задонск. Там будешь принимать странников, питать сирот.
«Как же это так, – думала Матрона, – когда мне самой там негде приютиться».
На эту тайную мысль ей Мелания возразила:
– Не сомневайся – веруй. Да, тебя никто не знает там. Но придет время, тебя узнают и в Москве и за Москвой. Ты заживешь в каменных палатах. Не сомневайся, молись и веруй!
Матрона тихо плакала при этих словах затворницы.
Желание пойти в Задонск стало овладевать ею. К этому же склоняла ее и пережитая болезнь, от которой она там исцелилась, и совет Мелании, и сон, в котором она видела, что святитель Тихон с другим старцем зовут ее.
Наконец, она собралась. Когда она входила в Задонск безвестною странницею, ей было на вид лет 30. Изнуренность, бледность лица, и ветхое рубище говорили и о болезненности, и о ее нищете. Но она не стала просить милостыни, а постоянно молилась в пещере, где был похоронен святитель Тихон, чтоб он сжалился над нею и позаботился о ней.
Не было у нее убежища, и ей часто приходилось оставаться под открытым небом. Припадки, в гораздо более легком виде, еще повторялись. Ее иногда подбирали на улице в обмороке, и солдаты отвозили ее в тюрьму.
Двое иеромонахов, узнав о положении Матроны, уговорили одну задонскую жительницу приютить ее у себя. И она стала помогать другим.
Возвращаясь из монастыря, она приводила с собою нескольких странников, и кормила их своей пищей, сама же довольствовалась остатками.
Кроме того, она брала к себе больных и кормила их. Это тихое доброе дело встретило некоторое сочувствие: ей стали подавать на ее странноприимство, и все больше и больше узнавал ее народ, так что бедные богомольцы называли ее «матушка кормительница».
Женщина, у которой Матрона Наумовна жила, стала ей завидовать и притеснять ее. Она иногда просто-напросто не впускала ее в дом, и тогда приходилось укладывать гостей на дворе, под открытым небом. Матрона не обижалась за себя, но горевала, что ей некуда принять странников.
Монастырские старцы решились помочь ей. Купили небольшую хибарку напротив монастырской стены. Только шестеро могло в ней поместиться, и, как только одни выходили, другие входили. Иногда ей самой на ночь не оставалось места в хижине, и она просиживала всю ночь на пороге.
Когда помогавшие ей старцы-иеромонахи умерли, она отправилась на богомолье в Соловки и в Киев, но затем снова вернулась к своему делу. Вскоре оно расширилось.
Один зажиточный задонский купец потерял любимого сына и решил в память его делать добрые дела. Он предоставил Матроне Наумовне нижний этаж своего дома, а ее келью перенес к себе во двор, чтоб она могла там уединяться для молитвы.
Несколько девиц помогали Матроне Наумовне, и хорошее дело продолжалось 19 лет.
Потом Бог помог обзавестись ей и своим домом.
Однажды видела она во сне святителя Тихона, который благословил ее, подал ей пшеничный хлеб и сказал:
– Пора тебе, Матрона, самой быть хозяйкой, – при этом он указал на северную сторону монастыря и прибавил, – вот и место, где ты должна устроить дом для странников и бедных.
Сон повторялся три ночи подряд.
Она пошла на место, указанное во сне, и со слезами думала, как ей приступиться к этому делу. Тут к ней подходит какой-то человек и говорит, что он каменщик и предлагает начать стройку, а деньги – потом. И в тот же день она неожиданно получила от неизвестного 200 рублей ассигнациями.
Множество нужных предметов отпускали Матроне Наумовне даром или в долг. Озаботилась Матрона Наумовна о том, что, возведя стены, не на что крыть крышу. Тогда пришла к ней какая-то казачка, и, уходя, оставила на ее кровати завернутую палочку вершка в три, которую во время разговора держала в руках. Женщины этой не могли разыскать, и на третий день, развернув палочку, Матрона Наумовна увидала, что это был столбик из золотых монет. На эти средства она и покрыла крышу.
Когда в Воронеже открывались мощи святителя Митрофана, приток богомольцев в Задонск стал особенно велик, – и тогда странноприимство Матроны Наумовны стало чрезвычайно ценным.
К ней шли без робости, она строго приказывала послушницам не оставлять никого без приема.
– У Бога всего много, – говорила она. – Он питает нас Своим милосердием. Будьте же и вы милостивы.
Особенно помогла она холерным больным. Всячески облегчая их страдания при жизни, она приглашала иеромонаха к умирающим, покупала гробы и по церковному обряду хоронила странников или безродных; затем заказывала о них сорокоусты по церквям, и жившие при ней девицы читали по покойникам Псалтирь.