Она заботилась только о чужих нуждах, а не о своих. В келье ее было лишь несколько икон, и чтимый ею большой образ на холсте – Христос в узах, – шкаф с книгами, аналойчик для чтения, два простых стула, – самовар, убогая, жесткая кровать и стенные часы.
Спала она очень мало. Глухой ночью, сквозь занавески, видели ее молящейся.
Когда она не читала или не молилась, – она вязала четки или клеила из бумаги маленькие коробочки, на которых помещала места из Св. Писания, наполняла коробочки мелкими хлебными сухарями и раздавала, когда посетители просили что-нибудь на память.
Особенно любила она странников, нищих, убогих и детей.
В праздники и воскресенья она принимала посетителей.
Положив несколько поклонов пред иконою Спасителя, она низко кланялась гостю и сажала его рядом. Когда ее просили помолиться, она вставала на молитву и молилась долго. При просьбе советов, знаками объясняла, что нужно делать. Если же посетитель был грамотный, она подавала книгу, сама раскрывая ее или предлагая открыть ее посетителю. И всегда в книге находились утешительные и мудрые слова.
Молчаливым свиданием во многих укреплялась вера в Бога, другие утешались в горе. У некоторых вскоре сбывалось то, что показала знаками Вера Александровна.
Например, одна мать привезла к ней постоянно болевшего пятилетнего сына. После долгой молитвы, она поцеловала мальчика и указала рукой сначала на икону Спасителя, а потом на землю.
Через месяц, мальчика действительно опустили в землю.
В другой раз, когда одна барыня привезла ей своего ребенка, Вера Александровна положила его к иконе Спасителя и, поцеловав в голову и поклонившись ему, написала:
«Блажен Саша».
Через несколько дней младенец скончался.
В церковь Вера Александровна приходила первой. До начала службы прикладывалась к иконам, ставила пред ними свечи, потом становилась сзади, чтобы ее не видели, и молилась, стоя на коленях.
Последние пятнадцать лет она приобщалась всякую субботу. Исповедь свою она писала на бумаге и вручала ее для прочтения духовнику.
Она узнала заранее время своей кончины и назначила место для погребения. Исповедуясь в последний раз в церкви, она подала духовнику записку о своих грехах, потом, когда он прочел, обернула ее другой стороной. Там было написано:
«Батюшка, помолитесь Господу о поминовении души моей. Конец мой близок, и дни мои сочтены».
В четверг Светлой недели она в последний раз вышла из кельи за ворота монастыря, к той башне, откуда был виден Новгород. Она то вставала и молилась, то садилась и задумчиво смотрела на город.
Вернувшись в келью, она слегла. У нее был сильный жар. Без единого вздоха она выносила сильные страдания.
В четверг Фоминой ее приобщили. Когда келейница просила в другой комнате, чтобы и завтра приобщили больную, она вдруг появилась на пороге своей кельи и знаками показала на землю. Священник понял, что завтра ее не станет.
К ночи она совсем ослабла и забылась. В полночь пришла в сознание и громким, твердым голосом произнесла:
– Господи, спаси меня, грешную!
В два часа ночи она хотела произнести ту же молитву, но слова замерли на устах, и она произнесла лишь:
– Господи…
Когда пробило пять часов, умирающая несколько раз редко вздохнула, закрыла глаза и печать вечного молчания легла на ее уста, которые своим великим молчанием как бы ограждали жившую в ней правду.
Множество людей из Новгорода и окрестностей служило по ней панихиды. Тело ее за пять дней не подверглось ни малейшему тлению. С усопшей был снят портрет.
Тело ее торжественно похоронено в монастыре и один почитатель ее воздвиг над нею памятник.
Кто же была Вера Александровна?
Ее воспитание, внешность, какая-то изысканность при всем ее убожестве, чистота, которую она тщательно поддерживала, все это говорило о ее высоком происхождении.
Однажды, когда она в горячке ушла из монастыря и келейница еле отыскала ее в кустах, на просьбу вернуться, она вдруг ответила:
– Матушка, мне здесь хорошо.
А когда келейница стала умолять ее рассказать, кто ее родители, она вымолвила:
– Я прах земли, но родители мои были так богаты, что я горстями выносила золото для раздачи бедным, а крещена была на Белых Берегах.
Встань и укрепляйся
Девица Евдокия происходила из купеческого звания, рано осиротела и, имея склонность к иноческой жизни, тайно ушла от родных и провела десять лет в женском монастыре в Арзамасе.
Привыкшей к довольству и удобствам, Евдокии было нелегко привыкать к суровой монашеской обстановке. Поначалу она не могла даже выносить общей пищи сестер и питалась одним черным хлебом. Со слезами молилась она о ниспослании ей помощи, и была утешена дивным видением.