Добираться туда было тяжело, особенно в осеннюю пору или зимой, во вьюгу, по глубоким сугробам. Евпраксия ходила туда в мужской тяжелой обуви, а зимой на лыжах. Только от сильного вихря она укрывалась в часовенке или когда нужно было читать со свечою. Без пищи, усталая от ходьбы, погружалась она в молитву. Ее тело было покрыто кровавыми рубцами и исколото оводами и гнусом. Но среди этих вольных страданий, на бесстрашную подвижницу сходило благодатное настроение, радостные очистительные слезы, умиление сердца и духовные откровения. Поздним вечером, тихо напевая «День кончается, конец приближается», возвращалась она в монастырь, в свою нетопленную келью.
Этот подвиг Евпраксии часто был сопряжен с великими опасностями, от которых ее берег Бог.
Одним глухим осенним вечером, молясь в часовенке, Евпраксия из-за перегородки увидела высокого человека в оборванной солдатской шинели, с ножом в руке. Она не прервала своего правила, а, когда закончила и обернулась, солдат стоял на коленях и молился. Он называл ее угодницей Божьей, молил о помиловании и рассказал, что ушел из полка и скитался без пищи по лесу. Восходящий к небу столб света привел его к часовне, где он думал найти клад. Непонятный ужас не позволил убить инокиню, и наконец, он понял, что она осенена благодатью. Евпраксия просила его прождать ночь, вернулась в монастырь и на следующее утро принесла ему большую просфору и медный рубль денег, наставила его и предсказала, что с этим запасом он благополучно дойдет до Петербурга, и, если с повинною головой придет к начальнику, будет прощен и повышен затем в чине. Впоследствии солдат написал ей теплое письмо, где рассказывал, что с напутствием игуменьи дошел он сытый до Петербурга, прощен был снисходительным начальником, очистил себя службой и за отличие произведен впоследствии в фельдфебели.
Однажды, тоже осенним вечером, когда игуменья с монахиней Елпидифорой должна была возвращаться из пустыни в монастырь, разразилась гроза. Темнота ночи, озаряемая блеском молний, раскаты грома, завывание ветра – все наводило на монахиню ужас. Выход из часовни казался ей бездной, и она умоляла игуменью остаться в часовне на ночь. Но Евпраксия была непреклонна и, освещая себе путь тусклым фонарем, пошла в бурю. У колодца фонарь задуло ветром. И тогда засиял тонкий свет, который шел перед ними до ворот монастыря. Игуменья строго приказала монахине хранить это событие в тайне.
Евпраксия не боялась хищных зверей, обитавших в густой чаще Абрамовского леса. Звери ласкались к ней.
Дворовый человек соседнего помещика, возвращаясь с охоты, увидел Евпраксию, окруженную волками, которые бежали за ней, как собаки. Он подумал, что это неспроста и что она колдунья. Тогда звери бросились на охотника, и ему пришлось бы плохо, если бы старица не стала звать их к себе, как стаю галок. Охотник убежал, а на утро перед всеми в монастыре благодарил ее. Очевидцы рассказывали, что были свидетелями того, как Евпраксия шла однажды на Абрамовщину на лыжах, над землей, не дотрагиваясь до снега.
Буря сорвала крест с церкви Успения, и Евпраксия, по особому внушению, перенесла его на Абрамовщину и повесила на большом суку сосны, над часовней. С тех пор по маленькой лесенке игуменья поднималась к кресту и зажигала перед ним свечу. Пред этим крестом она получила внезапное и чудесное исцеление руки, сломанной пред самым выходом из монастыря, чему свидетельницами были монахини, видевшие утром руку вспухшей и висящей и совершенно здоровой вечером.
Несколько раз в церкви чудные видения посещали Евпраксию, и она стояла в восторженном восхищении, словно унесенная от земли, и лицо ее светилось.
Годы шли. Евпраксия достигла уже глубокой старости и, по неотступным просьбам, была уволена на покой. Она переселилась в тесную келью, выходила только в церковь и к своей преемнице, перед которой заступалась за сестер, становясь перед ней на колени. Ей было тяжело, что в храме новая игуменья забелила стены, покрытые иконописью, и что храмы лишены прежних огней. Но ее голос не имел больше значения.
Приблизилась кончина Евпраксии. Древняя старица Акилина, которую часто видели в ночное время в мантии с жезлом обходящей монастырь, поздно вечером постучалась к ней в окно и произнесла:
– Готовься, ты скоро соединишься со мной.
Когда Евпраксия посмотрела в окно, древняя старица уже удалялась от ее кельи. Евпраксия вышла за ней, но та исчезла.
Старица простилась с монахинями, попросила игуменью положить ее в схиме, тайно ею принятой, и похоронить у ног любимой старицы Акилины. Исповедавшись и причастившись, она заперла сени, постелила на полу рогожку, легла на нее с распятием и свечой в руке, закрыла глаза и отошла к Господу.
Ее тело готовили к погребению три монахини. Они обливались слезами, и вдруг Евпраксия очутилась в их руках в сидячем положении. Она сидела с поникшей головой и с опущенными на колени руками, сияя чистотой изможденного подвигами старческого лика.