Но он видел, что Альфред уверен в обратном. Какая чушь, никто не понимает, что он такое, даже примерно не знает ничего о Джокере. В любом случае, сам он постарается стать к нему ближе, чем все остальные могут даже мечтать.
Брюс стиснул зубы, достал смартфон и ввел в строке поисковика “Шекс…”.
========== Глава 56. ==========
Очередной платок слишком пропитался слюной и был небрежно отброшен.
И за эти две недели Шекспиром он был сыт по горло.
- И мой голову почаще. Очнись и поешь наконец нормально, потому что твой живот больше всего похож на стиральную доску. Ты мерзкий, Джек Нэпьер, просто зараза.
Он все-таки осмелился прикоснуться к Джокеру только через много дней - неопределенной температуры кожа, сейчас больше похожая на набивную ткань - и растирал ему потихоньку руки и ступни, хотя импровизированный лекарь ему это строго запретил, черт знает чего опасаясь.
- Ты такой придурок, Джек. Сонеты мне совсем не нравятся. Не хочешь разбить мой карминовый Контач? У меня все равно их два. Только понял шутку с “Пасификом”. Я не нежный, очень смешно. И не заразный. Я тогда думать не мог, а ты даже издевался… Хладнокровный ублюдок.
Занимался рассвет: если дворецкий догадается, что он провел здесь три дня безвылазно, то замучает нравоучениями.
На это у него нет ни времени, ни сил.
- Тоже думаешь, что мой отец был идеальным? И откуда ты все это узнаешь… Это совсем не так, он был вовсе не… Но я любил его. Когда мне было шесть, упал в пещеру, полную летучих мышей. Рейчел, помнишь ее? Ты помнишь. Ненавижу тебя. Надоел твой Шекспир, никогда не любил его. Раньше мне нравился Оден. Предпочитаю третий размер.
Небо на горизонте все светлело, воздух становился все прозрачней, но Брюс противоестественно не хотел встретить утра.
Но можно задернуть шторы и сидеть с ним в темноте, лишь бы не видеть его почти улыбающегося лица.
- Это были ужасные дни, когда я думал, что ты мертв. Теперь не избавишься от меня так просто. Я тебе все покажу. Хотел бы увидеть гейнер в твоем исполнении. Посмотрел, что такое боген. Очень смешно. Или ты правда можешь это сделать? Вот этого я видеть бы не хотел. Ты слышишь меня? Достигает ли…
Он не должен позволять себе печали, иначе с его характером реакция… Что это будет на этот раз?
Наслаждение от его беспомощности? Полная власть..
Какой же он сам на самом деле монстр… Брюс выпустил руку Джокера, разглаживая его пальцы уже совершенно бесполезно - кровь так слабо не гоняют - и совершенно бессознательно.
Некстати вспомнил про холодный прах и зеленый дерн кладбища - плод долгого чтения Гамлета вслух - теперь вечно связанные в нем с жарким, мучительно прошедшим июлем.
- Я такой же свихнувшийся, как и ты. Ты был прав. Шрамы все в моем распоряжении, могу делать с ними все, что захочу. И я буду кормить тебя и мыть, пока ты не сможешь делать это сам. Забавно, да? Считаешь это смешным? Ты такой гордый, может стоит мне помешать?
- Не… вот это… сейчас… было совсем… не смешно… - вдруг глухо прозвучало в тишине.
Галлюцинации? Брюс придирчиво осмотрел Джокера и обнаружил морщинки у его глаз. Очнулся. Снова насмешничает…
- Джек, - позвал он лениво, потому что вдруг заскучал.
Слишком бледен и все это - синяки под глазами, шрамы, вены, руки, все его тело - не имело значения, когда он не в себе.
Бледные губы попытались растянуться, но он ни черта еще не владел собой.
- Ты разбудишь… даже мертвого… Мне… похер на Контач…
Брюс позволил себе улыбнуться.
- Хорошо погрел уши? Ты такой подлец…
Злой клоун нашел в себе силы продолжить разговаривать с ним.
- Ага-а… Неожиданно…
- Не пропадай снова, ладно?
Выражение лица не изменилось, но дрогнули брови, пытаясь сложиться в хмурую гримасу.
- Не могу… обещать. Как? Чертово… тело… - Джокер, как всегда, мыслил отличными от эмоциональной сферы категориями.
Когда он полностью придет в себя, он наверняка будет в ярости от того, что он видел его таким беспомощным. Альфред снова был прав..
- Просто пообещай. Это важно.
- Ла-адно…
Он сразу же затих и Брюс обнаружил, что и правда относился к его состоянию недостаточно серьезно. Что он сейчас чувствует? Это странное жжение в венах, облегченное дыхание…
Мысли путались - не очень-то он отдыхал последние сутки - и он отложил выяснение до поры, положил голову на руки, и заснул.
Ему сразу же приснился сон, и впервые за двадцать шесть лет это не было полноценным кошмаром.
Ничего особенного: светлое поле, заполненное пожухлой травой: осокой, сердечником, дикими астрами и люпинами, сухие коробочки которых тихо шуршали, движимые ветром.
Он знал, что все это нереально, но видел садящееся солнце и чувствовал этот теплый ветер.
На фоне высохших цветов, всего в двух шагах, раскинулись бледные - словно выцветшие под южным солнцем - полосатые шатры.
Цирк. Он попятился и чуть не повернул обратно.
Стоило ему об этом подумать - нет, только не это, сколько можно, хватит - и вдали как будто заиграл “Выход гладиаторов”.
О, ужасное клише…