По дороге он представлял себе, как по дороге на работу, в блеклое готэмское утро, она покупает свежий, удивительно гадко воняющий желтизной прессы глянцевый журнал, и изучает сплетни о нем, мрачном содержимом страшной кевларовой шкуры, рассматривая блистающие роскошью фотографии, сочувствуя сотням обманутых женщин…
Десяток, пожалуй, он и правда прокатил с ветерком мимо замужества.
Так он, сопровожденный испуганным стуком ее каблучков, добровольно и на своих двоих попал в переговорную - странную, похоже, обычно закрытую, не использующуюся, и эта каморка была незнакомой - чистой, но мало оборудованной - девушка помялась немного и ушла, ни сказав ни слова, оставил Брюса в одиночестве.
Время длилось слишком долго, но он обязан был увидеться с Гордоном - кроме того, удар об землю сделал свое дело, и он дремал, поврежденный.
Поверить собственным глазам было нелегко - даже если при нынешнем не самом прочном положении Джима ему потребовалось изображать поимку опасного и бескрайне известного бэт-преступника, пусть так - но это, похоже, был тот самый прием, так хорошо прежде изученный им в бдениях над материальной частью: “маринование” - в конце концов всегда теряешь терпение.
Он и правда задержан? И должен потерять по их мнению терпение, сидя тут в одиночестве.
Связь тут тоже не работала.
Зато тут было двойное зеркало и толстые решетки.
Первым делом Брюс избавился от наручников, следом - от нетерпения.
Он уже готовился стать опытным “нахлебником”, как тут у них называли опытных жителей тюрем? - все-таки вторая “ходка”! - или у таких, как он, у копов другое название? Осталось только наколоть имя любимой женщины на лобок или правую кисть.
Ах, да. Точно. Нет у него никакой женщины.
Ожидая, рисовал пальцем замкнутую сеть на столешнице - почти чувствуя, как странно горяча его кровь, все никак не желающая ни ждать, ни успокаиваться.
Это было знакомое ощущение, или по крайней мере, похоже на что-то, что с ним когда-то случалось: в подземельях города например. Он помнил это жжение под желудком, и странное спокойствие, тревожимое только глядящей из темноты призрачной белой маской.
Что это было тогда - токсин. И теперь - эта обида, какая-то детская, нежная: он защитник, который должен быть укрыт в темнице, потому что может исправить то, чего они не могут, даже не пытаются - и он враг для всех именно поэтому…
Казалось, он давно победил в себе эти раздраженные сожаления - многие дни, давным давно - но так он не подставлялся никогда, и его вечный партнер - отчуждение - крепко сидело на его плечах, поскольку каким-никаким, но железным он не был.
Джеймс Гордон был для него особенным человеком.
Наконец - Брюс уже успел задремать, мучаясь тошнотой от травмы - дверь отворилась и в помещение влетел долгожданный комиссар.
Не проронив ни слова, он пустился расхаживать по периметру, и молчание это было обвиняющим.
О, как же, наверное, сейчас веселится Джокер…
- В марте разбили пятиметровую витрину, - вдруг заговорил Джим, будто не выдержав. - Материальный ущерб был приличным, далеко выходящим за пределы минимальной суммы для оформления протокола. Впрочем, владелец отказался от претензий.
Он почти смущенно всплеснул руками, не сумев вынести свой неожиданный гнев в интонации голоса. На белоснежной манжете его строгой рубашки, уютно припрятанной под скромным мышистым кардиганом, хранилось темное пятно тонального крема - внимательный герой явно представил, как уже немолодая женщина, как наивная девушка разодевшаяся для редкого ужина с мужем, прижимается щекой к его руке, и недовольно вздохнул, потому что быть тем, от кого она бережет Джима, было невыносимо.
В любом случае, он что-то читал в газетах о бесноватом псевдо-Бэтмене, устроившем в его собственном торговом квартале хрустальный погром - должно быть, Альфред решил не обострять по мелочам, и замял дело - и не воспринял это серьезно.
Верно, он вспомнил об этом тогда, когда впервые увидел своего двойника - похоже, это было его первое появление.
- В апреле погибло четыре наркоторговца, и на месте преступления видели - догадайся кого… - жестко продолжил комиссар. - Впрочем… Всего пострадали четырнадцать человек, и на каждую смерть не было заведено дела. Кто-то хорошенько постарался замять это, не согласовывая со мной. Из них двенадцать только в этом году. Кровоизлияние в мозг - достаточно частая причина. Сердечные приступы. Переломы черепа. Резаные раны. И не это не считая тех, кто получил разной степени травмы.
Не отдававший приказания что-то замять Брюс нахмурился: четырнадцать. Двенадцать в этом году.
Могли ли смерти тех двоих, безымянных, быть результатом его действий?
- Даже если ты слышишь это слишком часто… Меня подставили, - твердо сказал он, поглаживая себя по горлу там, где располагались застежки шлема. - Твои люди, Гордон, тебя предали. Меня предали. Если тебе интересно, могу назвать номера значков.
Гордон стал выглядеть непримиримо и растерянно одновременно.
- Никто меня не предавал, - горделиво ответил он, упорствуя. - Это был мой приказ.