В малоизвестном широким массам (но популярном в более зауженных кругах) Ангаре - жарком и просторном - шел не самый обычный рабочий день: утренние, затем дневные часы - работа не утихала ни на минуту каждые сутки, но такое крупное событие как петушиные бои в праздничный месяц Благодарения, сочащийся обильным жиром прибыли, было не частым явлением.
Распорядитель мероприятия примостился на бортике наскоро состряпанной из дубовых балок сцены-песочницы.
- Заткнитесь, сучары, - вяло и, к счастью для себя, невнятно ворчал он в микрофон, пытаясь справится с замусоленной бумажкой, на которой за пару дней до того набросал программу вечера, соответствующую желаниям хозяев.
Сообщество вело себя так, будто Бэтмен теперь не коротал ночи в полицейском участке.
Наконец бумажный комок был побежден, и он уставился на красные чернила, перечеркавшие его карандашный почерк десятком нервных, изогнутых линий.
Безо всякого сомнения складывающиеся в перевернутую, грохнувшуюся оземь дольку полумесяца.
- Джокер… - хрипло перевел он жуткое послание в микрофон так, будто там было написано что-то без меры неприличное, и по поутихшей толпе зрителей, пришедших равнодушно закреплять сделки - торговать и покупать - прошел звук удивленного отвращения, остановившийся на непримиримой ноте.
Но старый хозяин, облокотившийся на своем месте о плечо племянника, махнул рукой так, будто это нежеланное явление предателя народу было не только предусмотрено, но и согласовано.
Весело перекатывающий по языку яркую лиловую таблетку незримо присутствующий на месте активно совершающихся преступлений Джокер тоже, конечно, знал, что Бэтмен задержан, но по своим подлым делам он вышел днем вовсе не поэтому.
Под грудью тянуло так, будто у него было сердце - верно, у него сломано ребро, он только вспомнил.
Презрительно оглядывая окружение из-под полуопущенных ресниц, он расслабленно и деланно скромно отирался в темноте угла в окружении самых мелких сошек - ему все еще были нужны деньги, у него были большие планы.
Бешенство вставало у него в горле: отвлекаться на мирские заботы от выслеживания желанной, но невидимой пока жертвы, осмелившейся считать себя с ним равным на ниве третирования Брюса, он категорически не желал.
Поиски почти привели его на финишную прямую - но все, что он знал о мужике-с-медбратом, содержалось в его памяти с отрицательным значением и - увы - только в области догадок: не так уж и молод, хорошо знает город, но нездешний; не беден, но не знаменит, ни разу не попал в газеты - наворовал в крупных размерах? Видимо, дело рук Буча. Не стар, со стопроцентной вероятностью сидел в тюрьме или в дурке, но в базы не попал каким-то долларовым чудом. Имел большое влияние на внука бывшего ирландского топа, ныне покойного (раз уж смог убедить его в отцовстве совершенно левого клоуна), но в рядах короны и прилегающих группировок не состоит…
Да, с Алым вышло удачно для противника: столько времени зря потратить из-за ложного следа…
Он знал, чуял, был другой крови. Мужчины, которых он не помнил, научили его охотиться, и с тех пор не было дня, когда он не осваивал правила этой игры. Бывал где угодно, кем угодно: не имел другой жизни.
А вот у добычи жизнь есть. Он не стар. Не попадался на глаза. Не журналист, не коп, не военный. Не байкер, не связан ни с одним картелем. Не…
- Шеф! Голиаф. Один удар. Труп! - вдруг громко перебил важные расчеты прислужник, склоняясь к фиолетовому локтю, и пустился наставлять метра. - Я иду. Буду убивать для вас. Используйте меня. Удар - Джокер мертв!
Упорно старающийся побороть возбуждение, бурлящее в нем в свете последних событий, Джокер не выдержал и захохотал, и его неприятное рычание было настолько мерзким, что сперва уняло понемногу звук разговоров окружения, после - совершенно их уничтожило, и звучало в одиночку в настороженной, испуганной темноте.
Смех всегда был лезвием, ничего удивительного.
- Заткнись, теплая сука, - надменно процедил он сквозь зубы, чеширски улыбаясь, и скинул пиджак в лапы этого нерадивого слуги. - Заткнись и никогда больше не открывай рта. Знаешь, что я делаю с наглецами, мм? О, знаешь. Хорошо усвоил. В таком случае - знаешь, почему?
У Робби повлажнели глаза.
Джокер отвернулся, и подцепив свою голубоватую подтяжку, лукаво выглядывающую из-под расслабленного предстоящим раздеванием жилета, указал на балконы.
- Знаешь, кто там, Бобби-бой? - весело спросил он, лихо скидывая с себя пиджак в подставленные руки и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Там человек, которого я хочу придушить. Ах, как хочу, рот сейчас лопнет! Он был очень дерзок со мной. Он осмелился быть со мной нежным. Если с тобой нежны вши, это приятно? Если москиты решили приласкать тебя - как оно, сойдет? Мм? Они все одинаковые, эти разнокалиберные хозяева мира, хуже даже швали вроде тебя. Ну что, думаешь, папочка идет на верную гибель?
- Два десять рост, двести тридцать вес, одни мышцы. Умелый, - веско возразил ему виноватый прихвостень, мечась в поисках достойного места для царственной фиолетовой мантии. - Один удар… Простите…