Неудачная шутка (СИ)

Это отвратило его - каждый его аккуратный шаг, каждый отказ от хаоса должен был встречаться фанфарами и красной дорожкой, пока он таится и хитрит, и так и было, но лишь до сих пор - печальный, ироничный, горящий агрессией или высокой оценкой взгляд серых глаз отлично исполнял эту роль.

- Брюс? - высокомерно позвал он, суетливо обтирая оскаленный рот о рот Бэтмена, но ему никто не ответил. - Что с тобой? Оцепенел от ужаса? Раньше тебе ничего не мешало делать, что вздумается. Кроме того, я уже оскорблен за тебя теми выстрелами в переулке. Разве важно, какие средства ты использовал, если цель достигнута? Не смотри так! - разъярился он вдруг. - Не смотри! Нуждаются в ком-то только слабаки! Я вот не нуждаюсь! Не нуждаюсь.

Но даже ультимативное заклинание-удар по чужой самости не сработало.

Не помогло и вызывающее сдирание его легких брюк, только обдало жаром воспоминание о последней ночевке - горький привкус пепла сгоревшей газонной травы, похоже, лучшего признака осени в этих краях, холодный пот матраса, ломающий поутру кости…

К черту Готэм, к черту средний запад, он комком стоял в горле. Шорох одежды. Нужда, о которой кричало каждое прикосновение.

Тогда, лукаво ухмыляясь, он перетек к ступням - уж в этой точке нажима он был уверен - завладел обеими, лукавый и пассивный и, подолгу выжидая гнева губами на каждой пятке, демонстративно вылизал твердые стопы; раздвинул податливые колени, мечтая о сопротивлении, о хоть какой-нибудь, любой острой реакции - и когда он склонился у правого, от удара похоти слюнотечение его обезумело, хлынуло водопадом, мерзейшее.

Гримаса Улыбки истаяла, впиталась в налитое силой смуглое бедро, куда он поспешно прижался уродливым рубцом.

- Видишь? Сколько ничтожного я делаю, чтобы породить иной раз великое. Мне обидно, что мне ничего не нужно, - продолжил он свою прерывающуюся мысль, неочевидно, но противоречивую, безрезультатно мучая застежки своих брюк. - Можно забыть утолить голод, и вовремя не унять жажду и откинуться. Кому нужно потом мое мертвое тело? А о смерти я знаю куда больше, чем ты думаешь, чем ты можешь вообразить… Понимаешь, к чему я клоню? Боль для меня не сигнал остановиться. Я могу все, что угодно, но ничего, ничего не хочу.

Бэтмен безразлично, но кивнул ему, хотя этот нарочитый пафос был выдан, чтобы он мог возразить.

Они были так близко, но ничего не происходило - ни искры не высечь, ни бранного слова.

Джокера затрясло - он знал, что отсутствие физических пут не означает свободы - и он был зол сейчас куда сильнее, чем когда либо, но быть параллельной - прямой - линией для этого человека стабильно казалось очень важным, почти жизненно необходимым…

- Но тебя я хочу, - хрипло прокаркал он. Смех почти задушил его, брызнул вместе со слюной, и он поспешил отвернуться, чтобы не замарать своим гнильем гладкой смуглой кожи. - Всегда. Даже такого пассивного, как теперь, хотя это худшее твое состояние… Я мог бы трахаться с тобой вечно, не вынимая даже, слышишь?

Собственные руки рядом с чудесной кожей, покрывающей твердость костей, упругость мяса, струны жил, показались ему обтянутыми измятой, сальной оберточной бумагой из дешевой забегаловки у шоссе.

Но преодолеть это было необходимо и он, шумно дыша, ухватился за невозбужденный геройский орган, в тайнике ладони птицей теплый и беззащитный, присосался к тонкой коже, туго натянутой на мышечное плато живота, доследил до лобка, обратно, до крайней плоти, старательно копируя этого человека, словно отменное зеркало…

- Прекрати, - холодно отстранил его Брюс. - Тебе опять будет плохо. Как всегда. Не надо, не оскверняй себя.

- Ты отвергаешь меня! - поразился Джокер, потерянный без направления. - Никто никогда не отвергает меня!

Брюс устало улыбнулся, ухватывая его под шею, чтобы щекотно нагладить ее увлажненную потом область.

Из-за напряженных дней его и без того рельефная мускулатура еще больше выступала под прочной кожей, плавная и устрашающая, и оттого, обессиленный, он темнел на белизне смятых простыней словно погибающее божество, прежде грозное, но время которого прошло, рассеялось безвозвратно.

- Тебя отвергает само общество, ты уже заговариваешься, - насмешливо проговорил он через печаль. - Ты такой дурак иногда, Джек, это бывает так забавно…

- Меня не интересует общество! - взревел триумфатор, самолично отвергая прежде желанную победу. - Меня интересуешь только ты. Любой из этого общества умеет только требовать формы, ярлыка: вот этот такой, тот такой и похер. Даже если так, и ярлык у тебя на лбу, закрывает обзор - им не понять. Я - урод? Заслуживаю наказаний? Да, да, пожалуй. Какая чушь кричать о луне и цветах, когда я весь в крови и обгадился, какая мерзость, даже мне не под силу! Но я сделал все, чтобы ты был. Почему ты не признаешь, что я был прав? Проклятье… Прекрати быть таким, я тебя не узнаю!

Они встретились взглядами, и каждый с досадой осознал, что области сложных, слишком тонких для их грубых рук материй достигнуты и топят их.

Плоть абсолютно ничего не значит.