Неудачная шутка (СИ)

Ничего не работало, и он притормозил, потому что явственно увидел, как глупо вкусывается в упругое мясо бедра, чтобы вызвать ненависть, чтобы и его повредили хотя бы на физическом уровне.

- Не на что опереться, Бэт, - просипел он. - Но я не хочу этого. Ненавижу тебя, ты чертова темница. Никакой свободы…

- Если ты уничтожишь меня, сможешь поверить в реальность? - твердо спросил Брюс, поднимаясь в решимости. - Убей меня. Давай же. Кишки дикаря, или как там у тебя было…

- Что? Ты свихнулся? - задергался Джокер, и прикрыл рот предплечьем: его тошнило все сильнее.

- Уже давно. Но это отличный выход, - подтвердил Бэтмен. - Боюсь того насилия, что могу сотворить с тобой. Мне так жаль всех тех, кого ты погубил, но куда страшнее мне за тех, кого ты погубишь - не могу, больше не могу выбирать их, но кто их защитит? Да и кому это под силу, если не мне… И когда ты так близко… Не могу больше выносить все этого, мне слишком приятно. Ты ведь можешь представить, что это я в коме, и все это мне привиделось? Мне это не дает покоя уже некоторое время. Стыдно признаться, это тревога и даже страх…

Белая рука заметалась в судорожном оказании помощи, врезалась в его волосы, пальцы сжались в судороге, и он вздохнул легче, потому что почувствовал боль, которую она принесла.

- Нет. Не знаю, - потерянно задергался Джокер, судорожно тягая жесткие пряди. - Ничего же нет? Чего тут видеть…

- Нет? - переспросил Брюс, которого идея самопожертвования привычно отвердила и, кривясь от бешеного скрипа в висках, ухватился за клоунское плечо, словно за метку финиша. - Тогда придуши меня подушкой в том, настоящем мире, потому что я знаю, что ты такое не пропустишь. Сделай это для меня, как друг или как враг, не важно.

- Не пропущу? - увлекся нестандартной реальностью Джокер, и вдруг на самом деле увидел белизну медотсека, где существовала только мутная от кислотного похмелья стена, гул трансформатора, миниатюрное оконце, подло пропускающее болезненный белый свет, и незримый Брюс Уэйн, Бэтмен, невозможно откровенно говорящий о себе для него.

“Ты слышишь меня? Достигает ли…” тебя мой голос?

========== Глава 119. ==========

Это было ново для него: не нужны жучки, чтобы вызнать запретное, вообще не нужно было совершенствовать слух, и новенькая механическая отмычка бесполезна, когда замки уже открыты; бессмысленны допросы, пытки и заложники.

Бывало, он слышал сквозь забытье свое имя - то, существовавшее до Брюса лишь инициалами на истертой долгим хранением бумаге - и это было вернее для него, чем любые другие слова, пусть самые изысканные, самые жуткие или самые важные, вроде кода от запертой камеры или ключа для остановки таймера.

Звук существует, хоть и приходится напоминать себе о объективности: на каждого хищника находится хищник покрупнее, даже если иная сила отличает его; никакого бога, или волшебства, никакого абсолютного зла или настоящей, истинной справедливости, все просто случается, и только воля человеческая имеет влияние на окружающую среду - огонь все так же засветится зеленым, соприкоснувшись с солями бария, а ножевое лезвие при ударе рассекает кожу и мышечную ткань, оставляет зарубы на костях, сечет сухожилия…

И Бэтмен неизменен - так близок и недосягаем, так непрост, надтреснут, но прочен.

Присасываясь влажно и крепко к его напряженному естеству, он чувствовал тепло жизни, испарину, и трепет плоти у губ и мякоти безликих пальцев, искомую томность и плавность: все верно, он все еще здесь, несмотря на то, что его присутствие больше не ощущается.

- Брюс, - попробовал он имя вслух, и оно прозвучало. - Ты ведешь себя странно. Я могу судить это “странно” в твоих пределах… В общих чертах, мм. Тебя не было неделю. Тебе промывали желудок, у тебя плохо работало сердце. Наивный старый черт разнылся, что ты покойник. Ты в одном медотсеке проспал четыре дня. Ты не очнулся?

- Не уверен, не имеет значения. Но я серьезно, - бледно отозвался Брюс. - Ты есть, я знаю тебя, ты заполнил собой все… чертово пространство, - несколько невнятно забормотал он, доведенный острым языком до полубеспамятства, и тяжело дыша, выгибаясь, сбивая ступнями простыни, застонал, протестующе и пусто, хотя данное им самому себе обещание не забыть призрак болот прилично разгоняло туманы. - Я догадывался, что ты хранишь в своем рукаве что-то по-настоящему странное, но предположить, что тебя что-то ужасает, было невозможно. А уж узнать, что тебя ужасает собственная безжалостность к себе, обширная настолько… О, черт, погоди… Джокер… - прервался он, когда губы, вернувшись, сжались чересчур туго, да еще у основания, но почувствовать стыд за занудство не смог, охолощенный чужими противоречиями. - Обширная, Джек… что простирается… Хм… Раньше я не знал, что такое “быть шокированным”. Возможно, я чувствую это сейчас.

Жадный рот размяк, выплюнул его хлюпко и с видимым раздражением.