Пауза затянулась, тишина и ток кровяного давления облепили уши, и мучительная головная боль была так сильна, что и правда следовало завершить все к чертовой матери…
Под ухом задрожал воздух от свирепого дыхания, клоунские пальцы пошло скользнули под резинку белья, огладили спину, крестец, каждую округлость и жилку, тщательно проинспектировали промежность, плавно толкаясь и пощипывая кожу.
Непроходящее возбуждение от этих касаний начало спадать, повинуясь с новой силой разгорающемуся отвращению.
- Ты прав. Ничего особенного. Все, как раньше, - сипло вывел Джокер, и отстранился, ледовитый, темный и пустой. - Ничего… такого. Ничего. Ничего.
Брюс понимающе улыбнулся и шагнул назад, прижимаясь спиной к его ходящей вздохами груди, мстительно прикладываясь волосами к его губам, ягодицами - к паху, и прошитое судорогой радости тело за его спиной вздрогнуло от приступа самозлобы.
- Никто не может так приблизиться ко мне, Джек Эн, - укоряюще произнес он равнодушной дубовой двери, улыбаясь их странным воспоминаниям о пригороде, - только ты. Кошмар, как далеко я зашел с тобой, чертов ты клоун. Это не проклятье, не обреченность знать друг друга, никакая не чертова судьба. Это - созидание. Это - то, что ты создал. Поэтому не отворачивайся, смотри. В качестве наказания.
Нет никакого смысла щадить его и тут: сам он был готов служить вечерню их телам, заутреню, что угодно - кадить жаром, кропить семенем, слюной и потом. Наоборот, никогда больше не касаться голой кожи, смотреть издалека - хоть в городе, украдкой, в плену амнезии, на барную стойку напротив, хоть через решетку или через стол в комнате для посетителей дурдома, или на соседнюю крышу, сквозь бензиновое зарево.
Видеть его читающим, раскинувшим ноги. Наклонившим голову, изучающим совершенно непознаваемое для его ограниченного разума явление, вроде ничего не значащего дружеского жеста. Наблюдать его притворщиком, симулянтом, бракоделом, перфекционистом, циничным, настоящим, чернейшим, отмороженным, безумным. Оккупировавшим турник, гадким, сгорбленно шагающим, злым, сонным, простуженным, усталым, придумавшим очередную глупую проделку, за дело сгорающим на кострах страсти…
Белые пальцы, все еще пребывающие на его плече, сжались, запредельно утяжелилось дыхание.
- Давай. Давай же, отпусти меня, - глухо проговорил Брюс, внезапно теряя всю бережно накопленную энергию. - Нам пора. Проверка на прочность? Не тянем. Что ж, бывает. Я вот могу признать это, в отличии от тебя. Я не каменный, я обычный человек. А вот ты иной раз кажешься мне призрачным, Джек Нэпьер, и это сводит меня с ума… Да нет, я все понимаю. Тут никого, я один, поэтому-то все эти разговоры так неловки - я веду их сам с собой. Это шизофрения.
Джокер зарычал, вдруг навалился на недрогнувшую спину, зажимая его в углу. Воротник пальто был не слишком аккуратно содран к плечам, и в шею впились желтые зубы.
Черт знает где по его мнению снова провинившийся Брюс благосклонно застыл, позволяя десятку секунд истечь в нервных руках, в клыкастой пасти.
- Зубы вполне настоящие, признаю, - хохотнул он, щурясь от удовольствия, успокаивающе охлопывая бедро под фиолетовой тканью смутно знакомым жестом. - Ты довольно жутковатая галлюцинация, надо сказать. Задиристая.
Челюсть его цепкого зверя, пожалуй, разомкнуться сама бы не смогла, и тогда он поднял руку, сбросил своей уже фирменной системой оглаживаний сжатие, развернулся, открыто ступил навстречу, попирая свою гордость, хотя от жгучего шипа гнева, крепко и сладко застрявшего в его горле, так и не смог избавиться.
…едва слышный стук незавязанных шнурков предупредил его, и он избежал удивительно сильного удара в голень.
- Нетерпеливый глупец! - в восторге ожесточился он, пропустив только боковой по ступне и, низко выставив локоть, с приличным размахом, нещадно и крепко всадил кулак промеж клоунских ребер, целя в солнечное сплетение.
В награду он получил гримасу боли - выкатившиеся глаза, уязвленно округлившийся рот - и фонтан слюны, брызнувший бесконтрольно и обильно.
Но и его удар не был достаточно эффективным: плавная змея вражьего тела изогнулась, сбивая прицел, и разумно окаменела - мышцы донельзя напряглись, гася урон, и он оказался далек от того, чтобы вырубить безумца.
Стоило проконтролировать себя и пощадить хрупкие кости - но времени думать об этом не было.
Агрессивно сложенные крюком пальцы покусились на его зрение в однозначном намерении затуманить его, и он дернулся, чтобы поставить блок - но сделать этого не смог: запястье удерживала в воздухе беззвучная и прозрачная паутина лески, тянущаяся откуда-то из-за спины серебристым потоком, и он поднырнул под безумца, несуразно и совершенно по-дурацки размахивая потерянной рукой.
Выпрямляясь, он улыбался, жалея только, что понимает, отчего чертов клоун так беснуется.