Неудачная шутка (СИ)

Джокер предупредил свои намерения, раздвигая языком чужие губы и подался вперед, припадая в поцелуй, удивительно горячий и неловкий - зеркальный двойник беды, ее полная противоположность.

Брюс сильнее сжал пальцы на иллюзорном вывихе плеча.

Тонкая паутина инициативы - чудесного подарка напрокат, выданного опасному психу - дрогнула: язык широко прошелся по внутренним сторонам изуродованных щек, грубо втерся в зубы; на столкновении языков Джокер дрогнул, отступил, переводя дух.

Все это казалось достаточно забавным, чтобы признать это правильным.

В процессе обмена слюной он вцепился в услужливо оголенные плечи, и теперь спохватился, обозревая быстро тающие белые пятна от своих пальцев на смуглой, горячей коже.

Брюс не дал ему досмотреть до конца, вернул в поцелуй, обшаривая языком его жалкий рот, потираясь о его язык.

Джокер не сдержал судорожного полурыка, цепенея от возбуждения.

Торопясь успеть перед неминуемыми изменениями в программе, он уложил ладони на горячие бедра, почти невесомо разглаживая ткань, спеша запомнить эту напряженность и воодушевление, пульс, поднимаясь выше, выше, выше.

Поздно: его время истекло, провокация провалилась. Тяжелые руки сжались сильнее, удерживая на месте, словно он был способен куда-то уйти сейчас.

Он опустил глаза, жадно разглядывая подтверждение чужой похоти - взбухший орган Уэйна под тонкой тканью слаксов - и поэтому новый, бесстыдно влажный поцелуй явился для него полной неожиданностью.

На это он даже не рассчитывал.

========== Глава 41.’ ==========

- Ты меня достал… - прошептал Брюс между поцелуями, словно был какой-то уговор, словно выдал прежде придурку какие-то права, или проводил проверку, результат которой остался неизвестен. - Отойди. Самое время тебе свалить по-хорошему.

Джокер прижал язык к небу, чтобы точно не зарычать, и в глазах у него потемнело.

Находясь еще в сознании, он пошел по намеченному плану: не задерживаясь в сомнениях и не отвлекаясь на шквалы жара, ощутить пальцами жесткую черноту волос, трицепсы по пути вперед, ширину спины, лопатки, избегая слишком опасных мест; вернуться к груди, обследовать каждый изгиб раскаченной и раскаленной мускулатуры, пока у него не отняли эту возможность.

Брюс не сдержался, и не слишком быстро поцеловал кривую полосу улыбки, хотя знал, что Джокер по неопределенным причинам не испытывает по этому поводу радости.

Тот, впрочем, уже ничего не замечал: был занят новым планированием.

Это он, этот момент? Ему лучше других было известно, как хреново у Уэйна с пощадой для таких, как он.

Он мог только надеяться, что гримаса получилась не очень отвратная, иначе все ожидания, все тонкие, острые, сумрачные мысли - все истает зря.

Зря он готовился столько дней, в каждый из дней, вздрагивая от унижения, почти убивая себя, впадая то в ярость, то в мучительный стыд, почти рассыпаясь на обломки.

О, он чувствовал себя слишком жалким, чтобы давать себе полный отчет в происходящем.

- Джокер, - снова позвал Бэтмен, и на самом деле недвусмысленно потер пальцами несчастный загривок психа; скользнул ладонью на воротник рубашки, разгладил сиреневую ткань. - Твои ушибы…

- У тебя тут вода просто очень жесткая. Забудь про это.

Брюс вспыхнул - все понял, согласился - и нажал на тонкие позвонки под своими пальцами.

Как было не трепетать: провокатор, помешанный, совершенно безумный, но гордец и хищник опускал плечи под его рукой.

Может, он и не совсем осознал, что теряет его странный спутник, и только хотел покориться темной волне. Один раз, почему нет? Совершенно точно - нет.

Мешала только агрессивная дрожь.

Он нажал сильнее, упираясь ногами в пол так сильно, что заболели высмеянные, страдающие от доли героя суставы.

Из-за недвусмысленной похоти в расфокусированном взгляде Джокера и он переставал мыслить здраво.

Прижал его к себе, почувствовал бедром его эрекцию, сглотнул и прижался поцелуем куда-то к правому шраму, к самому уголку губ, потираясь о вожделенное тело.

Острый язык - тысячи шуток, еще больше глупостей - скользнул между губ, добрался до неба, мазнул широко и грубо, отдаленно напоминая о чем-то знакомом, но неуловимом.

Брюс боялся только, что сломал ему ребра, слишком сжимая объятия.

Окружение словно исчезло, растворилось в воздухе. Шум тока крови, клубящийся сумрак несуществующей уже комнаты застилали ему глаза.

Он отпустил твердые плечи, провел ладонью по пуговицам цветной рубашки, словно они могли исчезнуть, повинуясь одной только его воле. Этого, конечно, не случилось, и он сухо сглотнул, путаясь в петлях неловкими пальцами, сотрясаемый чьим-то пульсом - своим, или чужим, или одним на двоих.

Джокер прикусил его за язык и рванул на себе ткань, не щадя застежки, давая наконец возможность запустить руки под свою одежду.

Прикосновение голой кожи вконец опьянило его - косая, прямая, зубчатая мышцы; упругая кожа, жесткие волосы.

Не разрывая поцелуя, Брюс нащупал пальцами под неверной защитой брюк его окаменевший стояк - никакого, решительно никакого пути назад - прогладил, вдавливая ласку. Джокер со всхлипом вдохнул воздух, отклоняясь назад.