Неудачник

Между студентом и преподавателями со временем образуется некий нейтралитет. Кодекс о взаимном ненападении. Когда границы территории очерчены, силы определены, результаты открытых столкновений известны. Все, что было до этого — борьба, в какой бы форме не проходила. После — выработанный нейтралитет, позволяющий преподам и студентам более-менее терпимо существовать в замкнутом коллективе. Со временем нейтралитет может перерасти во взаимную приязнь, но не более. Потому что граница территорий существует всегда. А терпение сторон не бесконечно.

Теперь Марк хочет воспользоваться положением спасителя, пусть и невольного. Разузнать, выспросить, как там было на самом деле. Потому что сплетни ходят разные, история ухода самого трудного преподавателя наверняка уже приобрела статус локального мифа. Это поле теперь будет разрастаться, пока не лопнет, и не станет неинтересным ввиду истечения времени.

— Да, понимаешь, Марк, глупо все получилось, — подкидываю я еще одну версию. — Был один студент — плохо вел себя. Вот я и прочитал ему лекцию о пользе хороших манер. А у него родители очень непростые. Не понравилась самодеятельность обычного препода. Вот и пришлось уйти, чтобы не накалять обстановки.

— Да, про это тоже говорят. Только там не студент, а студентка…

— Врут, — резюмирую я.

— Я тоже так думаю. У вас ведь врагов много.

— Но ест и друзья, правда Марк?

— Есть, наверно… — отвечает Марк невнятно.

Все, разговор исчерпан. Завтра Марк расскажет «правдивую» версию моего ухода, чем подложит еще пару поленьев в очередной костер. Но итог у таких костров один — зола.

Я прошу высадить на окраине. Голова ясная, ехать домой нет желания. Всюду призраки недавнего прошлого. Поэтому без очередной дозы забвения не обойтись. Да и с виду я еще не плох: нет мешков под глазами, характерной походки и общей вялости. Значит, нужно всеми силами из реальности убегать. Хотя бы в липкий туман.

Захожу в ближайший бар. Место небольшое: несколько столов, барная стойка, туалет. Не развернуться. На стенах картины, пополам с плазменными панелями. Вычурные пасторальные пейзажи и трансляция футбольного матча. Тошнит уже от одного этого.

Сразу заказываю два по сто виски. Выпиваю почти залпом. Голову уже почти привычно отключается, заменяя боль и беспокойство ровной серой массой. Как тучи в осенний дождь.

Заказываю еще виски. Пью уже медленнее. Становится трудно удерживать равновесие, но и уходить нет желания. Мир словно останавливается, на несколько минут прекращается постоянный бег. Есть возможность просто посидеть, мыслями окунаясь в бесконечное ничто.

Смотрю на пустые бокалы. Слева садится девушка, скрещивает ноги, что неудобно на высоком стуле. Заказывает мартини. Я кошусь на нее, но лица разглядеть не могу. Меня шатает даже на стуле. От сильной изжоги я икаю, и никак не могу сосредоточиться. Появляется ощущение, будто реальность смазывается, как плохая краска ложится в несколько слоев, но никак не становится однородной. Как пленка с неправильно склеенными, налезающими друг на друга кадрами. Слои-кадры чередуются в рваном ритме, препятствуя адекватному восприятию. Но мне все равно. Я допиваю бокал. Бармен услужливо плещет на дно нового.

— Не угостишь девушку мартини, — раздается голос слева.

Я поворачиваюсь, вижу девушку. В меру симпатичную, но очень пьяную. Почти вровень со мной.

— А девушке не хватит пить, — спрашиваю нетвердым голосом.

— В самый раз, — отвечает девушка так же невнятно.

Я прошу бармена налить мартини.

— А ты не плохой, — говорит девушка. — Меня Катя зовут.

— Хорошее имя.

— А тебя как?

— Неудачник.

Катя не удивляется.

— Давай, я буду называть тебя Иваном?

— Как хочешь… Только не Сережей…

Мы выпиваем. В баре не много народу, помимо нас еще пара-тройка человек. Катю все больше клонит в мою сторону.

— Ваня, давай пересядем на диванчик, — предлагает она.

Я соглашаюсь. Нетвердой походкой, обнявшись, мы переходим к ближайшему дивану. Запинаюсь о стол, глухо ругаюсь. Неожиданная собутыльница помогает присесть, плюхается рядом.

— А чем ты занимаешься? — пьяно шепчет, придвигаясь поближе.

— Ничем. Пью вот, — отвечаю я.

— А я — отдыхаю. В поисках, так сказать, хорошей компании.

— Понятно.

Обычно я не люблю составлять компании. Но Катя выглядит неплохо, от нее приятно пахнет, и я сейчас ужасно одинок. Так одинок, что готов броситься в лапы хищника, чтобы хотя бы последние мгновения чувствовать, что рядом есть кто-то живой.

— Ваня, ты же составишь девушке компанию?

— Да.

Для Кати мое «да» звучит как призыв. Она обнимает меня, прижимается, заглядывает в глаза, и медленно целует. С толком, с чувством. Так нежно, и приятно, что я на несколько мгновений оказываюсь не в баре, а дома, на кровати, в объятиях Киры. Я прижимаю ее сильнее, и целую, целую, целую.

Но наваждение проходит, я открываю глаза, вижу пьяную Катю, тошнотворную обстановку бара. Киры больше нет. Со мной никого нет, только тени, пустые оттиски прежней жизни.