Неудачник

— Там еще есть, — говорит Тема. В голосе слышно нотки превосходства. — Только их я тебе не покажу. Я же джентльмен, да?

Джентльмен ты хренов, думаю я. По честному, тебе сейчас надо в морду перчаткой, а потом на дуэль. И пристрелить без сожалений. Вот это было бы по-джентельменски.

Но вместо этого я улыбаюсь, подмигиваю ему. Тема скалится в ответ, похлопывает меня по плечу.

— Ничего, Вова! Когда-нибудь возьму тебя с собой. Мы таких телочек снимем — закачаешься. Мы же власть в этом городе!

Наверно, с этого начинаются проблемы. Когда ты думаешь, будто властные полномочия, данные тебе на время и для того, чтобы поддерживать существование системы, принадлежать тебе лично. В силу везения, или личной исключительности. Тогда появляются мысли, что власть — это я. Все уже знакомо. Еще со школьной программы. Эх, Тема, чему тебя учили в школе?

Тема уходит, прихватывая ручку. Это он забылся, нечаянно унес. Я просматриваю документы, откладываю самые срочные. Остальные — в дальний ящик стола.

Работаю. Составляю письма, оформляю таблицы, жонглирую информацией. Это огромный поток, где очень легко захлебнуться. Волна за волной на тебя накатывают новые поручения. И никого не волнует, что их очень много. Все должно быть выполнено в срок. А нет, информация поступит непосредственно главе, и самое малое, что за это светит — лишение премии.

Такая практика в течение многих лет закаляет. Поэтому половина администрации — уверенные в себе, быстрые и энергичные хищники. Они знают, как работать, умеют эффективно делегировать, реагируют молниеносно. И, по этому, они живут хорошо, а я — в горах работы. И выхода из этих гор не видно.

За бумагами проходит несколько часов, в течение которых я формирую письма, хожу по кабинетам, собираю подписи, вношу исправления, корректирую с руководителями, уточняю детали, снова корректирую, печатаю, проверяю со специалистом в общем отделе, перепечатываю, уточняю данные, связываюсь с областной администрацией, корректирую, ношу на подпись, отправляю. Время летит быстро, я поднимаюсь и спускаюсь с этажа на этаж бессчетное количество раз.

Здесь разные люди перемешались по кабинетам и приемным. Есть такие, куда заходишь с легкостью, вопросы решаешь с удовольствием, а с людьми общаешься по-доброму. Но есть и другие. Не знаю, большинство ли? Но точно не мало. Здесь обитают адепты пафоса, личного величия и гордыни. С ними трудно разговаривать, открыто не поддерживая мнимого величия. Приходится выслушивать кубометры бреда, что составляет суть их жизни, поддерживать, положительно подкреплять маниакальные попытки самоутвердиться, чтобы не попасть в немилость, что может грозить интригами, и гадостями за спиной.

Это власть. Или близость к ней. И врожденные, либо приобретенные комплексы, густой порослью рвущиеся наружу, заглушая глас рассудка. Трудно сохранять душевное спокойствие, общаясь с такими людьми.

Захожу в приемную к Маргарите Петровне Глазовой, руководителю управления. Заранее чувствую, что разговор не будет легким. Лапоть хочет, чтобы она быстрее подписала лист согласования, что нужен нам для работы. А лист со всеми документами уже неделю лежит у Глазовой, без каких либо результатов. Лапоть выбрал смертника. И вот я в приемной.

— Добрый день, — говорю я секретарше, тетке средних лет с затравленным выражением на лице. — Маргарита Петровна у себя?

— У себя, — отвечает она. — Подождите секунду.

Тетка берет трубку телефона, что-то говорит Глазовой. Я не слушаю, разглядываю дипломы, что висят на стене. Все — уважаемой Маргарите Петровне, помощнице, организатору, просто замечательной женщине. Сейчас пущу слезу от умиления.

— Можете войти, — говорит тетка.

Лучше не надо, думаю я. Но послушно открываю дверь, вхожу. Маргарита Петровна сидит за столом, смотрит какие-то бумаги.

— Подождите, Вова, — говорит, не отрываясь.

Присесть не предложила. Поэтому стою, рассматриваю почти идеально чистый кабинет: все бумаги в аккуратных стопках, папки ровно в шкафу, канцелярские принадлежности разложены по цвету. Наверно, у Глазовой маниакальное стремление к чистоте. Или так выдрессировала секретаря.

Маргарита Петровна похожа на крысу. На небольшую, но очень злую крысу. И, наверно, подлую, насколько это определение можно отнести к животному. К Глазовой — точно можно.

Небольшого роста, невнятной фигуры, короткая стрижка. Или это парик? Большой, но тонкий нос с горбинкой, маленькие, близко посаженные крысиные глазки. И взгляд: какой-то острый, и вместе с тем грязный, противный.

Стоять приходится минут десять. Наконец, Глазова отрывается от документов, переводит на меня недоуменный взгляд. В стиле, что этот раб еще здесь делает?

— Слушаю, — говорит.

А на лице такое надменное выражение, словно разговаривает не с человеком, а с насекомым, перед тем, как раздавить. В принципе, она и раздавить может. И не задумается.

— Маргарита Петровна, — начинаю я. — Нужно, чтобы вы подписали лист согласования постановления.

— Кому нужно? — спрашивает Глазова.

— Аркадию Петровичу. Нам надо документы отправлять.