Неудачник

Опять вспоминаю вчерашний вечер, выходку Лаптя. Беру еще больше конфет, ем. Лапоть садится за бумаги, что-то подписывает, не обращает на меня внимания. Пауза затягивается. Лапоть любит, чтоб подождали.

Наконец, откладывает в сторону последнюю бумагу, говорит:

— Ну, что, Верига? Нахрена вчера из ресторана ушел?

— А ты подумай, — отвечаю. — Может до чего и додумаешься.

— Сидели нормально. Петрович потом еще пол вечера спрашивал, почему ты ушел. Стол-то ты первый отодвинул. Я только придвинул к себе…

Дальше Лапоть начинает хохмить, смешить меня, и через время вчерашняя досада сглаживается, переходит на второй план. Мы обсуждаем документы, я комментирую таблицы. Неожиданно Лапоть говорит:

— Что-то болею я. Температура уже пару дней. Умру наверно скоро…

— Ты больше прибедняться любишь. Какой там умрешь.

— Я, блин, работаю как свин, — продолжает Лапоть, словно не слыша меня. — С утра до вечера. А проблем все больше. Скоро так помру.

Хочется сказать, так что ж ты не отдохнешь? Ради чего гробишь себя. Только зачем. Итак, понятно. Ничего не делается просто так. А если сам знаешь, ради чего силы гробишь, то и жаловаться не стоит. Но говорю:

— Так хрен ли ты убиваешься? Отдохни, посиди пару дней дома.

— Отдохнешь тут, — говорит Лапоть. — На пару дней уйдешь — все рухнет. Они ж нихрена не понимают. Все по десять раз повторяю. И все равно вопросы задают глупые…

— Ладно, — говорю я. — Заколебался я с тобой тут сидеть. Пойдем, поедим, да по домам.

— Какой пойдем? — отвечает Лапоть. — Давай, еще таблицы поправь.

— Какие таблицы, ты чего? Если сам идти не хочешь, я один уйду…

Лапоть что-то обдумывает, молчит. Затем говорит:

— Пойдем, поедим…

Выходим из администрации, прощаемся с охраной. Здание уже пустое. Времени 22.30. Закончился еще один рабочий день. Для Лаптя рано, для меня — поздно. По пути заходим в небольшое кафе, едим, почти не разговаривая, расходимся по домам.

Я сажусь в троллейбус. Но еду не домой. Что там делать? Тем более что пару недель назад звонил Семен, приглашал в гости. Хороший повод зайти.

Набираю номер, слушаю гудки.

— Алло, — раздается в трубке.

— Здорово, Семен! — говорю я. — Как у тебя?

— Вова! — говорит Семен радостно. — Ты, что ли?

— Я, я, кто ж еще?

— Привет! Нормально все у меня. В гости заедешь?

— Уже еду, — говорю я. — Встречай с виски и цыганами.

Семен смеется.

— Ну, цыган не обещаю, но виски… Короче, приезжай.

— Хорошо, жди, — говорю я. — Пока!

На стекле скотчем прикреплена листовка с рекламой. «Мы работаем, чтобы вам было лучше», написано на ней. Вот именно для этого мы и работаем, думаю я…

Семен

В троллейбусе холодно. Кондуктор кутается в одежду. Под его сидением печка. Сейчас, когда уже договорился, вдруг очень не хочется идти к Семену. Не из-за того, что с ним что-то не так: он отличный парень, хороший друг. Просто не хочется ни с кем общаться, видеться. Хорошо бы немного выпить, одеть наушники, и залезть с головой под одеяло. И проспать несколько дней. А лучше недель. Или, может быть — всю жизнь. Только чтобы видеть хорошие сны. Сочные, добрые, уютные. А из наушников будет звучать что-нибудь красиво-печальное, зовущее за собой. Всегда…

Но вместо этого я еду в троллейбусе, а из наушников звучат Lake of Tears. Даниэль Бреннар поет:

Down that way where
Life is a bad place
Life is a sad place
Always.

А мне холодно, очень холодно. Ощущаю это остро, до жжения лица. Понимаю, что никуда не деться. По крайней мере, пока не выйду из автобуса. А там, за тонкими стенами из железа и стекла холод еще больший. Так что, как ни крути, не выбраться.

А Даниэль Бреннар поет:

Such a dark cold way
And it enters through your breathing
Everyday
What a dark old way
To stay the same.

Выхожу. Морозная ночь слегка разбавлена огнями ближайших домов. Сильнее укутываюсь шарфом, иду по тропинке к ближайшему дому. У подъезда несколько молодчиков. Что-то говорят, тоже мерзнут. Район здесь неспокойный.

Пульс ускоряется. Может случиться что угодно. Но пацаны расступаются, пропускают к двери. Никто не просит даже сигареты.

Поднимаюсь на самый верхний этаж. В лифт не сажусь, иду пешком. В подъезде чисто, стены выкрашены в розовый цвет. На подоконниках цветы. Стараюсь идти быстрее. Но подниматься высоко, а форма уже не та.

Нужный этаж. Черная дверь. Рядом с замком мигает диод датчика. Над дверью — камера.

Звоню. Никто не отвечает. Я почти приклеиваюсь к двери, стараюсь уловить любой звук из квартиры. Еще звонок. Еще. Тихо.

Очень не хочется оставаться в подъезде. Тем более сейчас. Начинает казаться, что Семен куда-то ушел, может по делам, а может просто ушел. Скорее все просто. А я так и буду стоять, слушать, что происходит за дверью. И ничего не услышу. Потому что там никого нет. Может быть, нет уже давно. Вдруг я разговаривал не с Сеней? Или с ним, но… Или…

Дверь открывается. На пороге Семен Серебров.

— Здорово, Вова! Заходи.