Я слушаю голос Лаптя, но не улавливаю смысл. Просто отключаю голову. Хочется спать, но сижу к нему всех ближе — заметят. Поэтому склоняюсь над ежедневником, рисую узоры. Квадраты, круги, ромбы. Один закрасить, другой оставить. Больше, еще больше. И как будто выпадаю из совещания, острых проблем, неприятностей. А в себя прихожу, только когда Лапоть слегка повышает тон, начинает что-то откровенно разжевывать.
— Все возражения, умные мысли и конкретные решения должны возникать на стадии обсуждения, — говорит Лапоть. — А не потом. А у нас все по другому: решаем, обсуждаем, моделируем, а когда приходим к общей системе, единому образу действия, вы начинаете городить что-то свое, что полностью срывает весь план действий.
Лапоть оглядывает всех, словно хочет увидеть понимание в глазах подчиненных.
— А потом я с утра до вечера бегаю, ваши проблемы разгребаю. Ведь это же не правильно!
Все опустили головы, на Лаптя не смотрят. Уже пару раз откололи таких номеров, что Лапоть неделю разбирался, договаривался с людьми, выправлял ситуацию.
— Это напоминает мне один старый французский фильм, — продолжает Лапоть. — Не помню названия. Там король задумал захватить замок, и издал соответствующий указ: по моему сигналу начинаем штурм. А вражеский шпион добавил одно слово — не. Получилось — по моему сигналу не начинаем штурм.
Утром войска выстраиваются перед замком. Король во главе. Гордо дает команду, и скачет вперед. Войска стоят. На стенах замка все обалдели. Король доскакал, смотрит — что-то не так. Оглядывается, видит, что один. Со стен смотрят недоуменно. Тогда он вежливо спрашивает: «Сколько времени»? Со стен отвечают: «Без десяти девять». «Спасибо», говорит король, и скачет обратно.
Мы улыбаемся. Лапоть продолжает:
— Так вот, сейчас вы действуете также. Мы с Владимиром Ярославовичем уже скачем в атаку, а вы стоите, и выжидаете. Такого быть не должно! Если решали, программу разработали — вперед. Все возражения только в процессе обсуждения, подготовки. Это понятно?
Народ кивает, что-то пишет в ежедневники. Потом начинаем обсуждать деньги. А точнее их нехватку. Тема больная. Из разряда, как поделить один пирог на несколько человек. Голодных много, а пирог небольшой. Руководители словно оживают, наперебой доказывают необходимость перечисления средств именно им. Лапоть внимательно выслушивает, задает уточняющие вопросы. Я знаю, что он все уже решил, а сейчас только ведет дискуссию в нужное русло.
Приходит смс. Достаю мобильник, читаю: «Владимир Ярославович, вы просто супер! Мне так хочется чувствовать вас рядом!! Давайте встретимся!!!» Номер Настин. Чувствую, как возбуждаюсь. Потом вспоминаю вчерашнюю сцену с Лаптем, Сашины глаза. И все желание куда-то уходит. Не отвечаю, прячу телефон в карман брюк, словно украл, и был за этим пойман…
Совещание продолжается. Я смотрю на «уважаемых коллег», как их всегда называет Лапоть, словно хочу увидеть что-то необычное в их лицах. Но не вижу. Может, понимание ответственности, сложности задач, что стоят перед нами. Или прозорливости, готовности думать, причем точно и быстро. Нет, все это есть в них, только в небольшом размере. А так — простые люди, что с надеждой смотрят на Лаптя, ждут его решений. Это потом они будут совершать ошибки, пытаться что-то исправить, переживать. А сейчас слушают, с умным видом записывают.
Все это начинает напоминать игру — затянувшуюся, без четких правил и ориентиров. Мы поставлены в определенные условия, вынуждены что-то делать, реагировать, а в конечном итоге ничего не остается. Потому что ничего и не было. Все — декорации, красивый, технологичный движок, что оставляет на теле шрамы, а в сознании раны. Но — и более. Потому что так предусмотрено правилами. Потому что он так написан. Не более того.
И сейчас мы собрались поиграть. Как бы глупо это ни звучало. Только вот играем серьезно. Словно на кону жизнь…
Жизнь и в правду на кону. Только независимо от того, играешь ты, или нет. Просто в силу твоего существования. А как занять этот промежуток, во что играть — выбираешь ты. Теоретически. Но я смотрю на лица «уважаемых коллег», и понимаю, что если мы и выбираем, то под большим давлением. А при таких условиях нужно ли говорить о свободе выбора? Опять же, чисто теоретически.
Время тянется неспешно. Я перестаю слушать окружающих, следить за беседой. Глаза закрываются. Все труднее сдерживать движение век вниз. Перед глазами все растворяется, куда-то исчезает. Но я волевым усилием возвращаю все назад. Не хватало только уснуть на совещании.
Тем не менее, время совещания кончается. Лапоть говорит завершающие слова, все собирают вещи, расходятся. Только несколько человек еще подходят с бумагами, просят подписать.
После в зале остаемся только мы с Лаптем. Выходим, поднимаемся к нему. Я чуть оттягиваю жалюзи, наливаю воды из графина, что стоит на подоконнике. Рядом лежат конфеты. Открываю коробку, беру их.
— Хватит жрать мои конфеты! — говорит Лапоть. Это он так шутит. Ну, просто душка, блин!
— Да пошел ты… — отвечаю без интонации.