Неудачник

К столику подходят две девушки. Типичные представительницы клубной молодежи. Лет по восемнадцать. Блондинка и брюнетка.

— Паш, пойдем, потанцуем, — кричит блондинка.

— Да, Паша, ты обещал, — вторит брюнетка.

Меня воротит от их вида, нереальных, выдернутых из настоящего глаз, идиотских предложений. Красивые девчонки, что могут чего-то добиться в жизни, для кого-то стать ее целью, сейчас просто снимаются для мажора. Да, Паша интересный и привлекательный, только вот для этих двух малолеток — это путь в никуда. Они для Паши никто. Сколько таких было, сколько еще будет. И большинство потом не остановятся: станут либо никому не нужным мясом, либо проститутками, что стыдятся этого и прячут, но постоянно снимаются, пока не пройдет срок, и также станут ненужными никому…

— Не, девчонки, что-то я не в настроении…

— Ну, Паша!

— Все, потом поговорим.

— Хорошо! Мы здесь будем…

Паша оглядывается, показывает на ухо, притягивает меня ближе:

— Пойдем наверх. Там музыка не орет.

— Пойдем…

Поднимаемся наверх, к двери с надписью VIP. Паша что-то говорит охране, нас впускают. Внутри — полумрак, приглушенные бордовые тона, небольшие кабинки, помеченные цифрой и буквой. На входе сталкиваемся с мужиком бандитской наружности в белой рубашке. Он смотрит на Пашу, говорит:

— Э-э, я не понял! Че за петух сюда прет? Че за…

Охрана реагирует незамедлительно. Бандит получает в живот, затем несколько раз по голове. Оседает. Его подхватывают, выносят. Паша улыбается охране.

Заходим в кабинку номер 4а. Внутри пара кожаных кресел, диван, столик, мини бар. На столе меню. Плазменная панель на стене. Садимся в кресла, Паша берет меню.

— Есть будешь? — спрашивает.

— Нет. Давай просто выпьем.

— Хорошо.

Паша заказывает бутылку Chivas Regal 18. Ее быстро приносят. Паша разливает, мы чокаемся, выпиваем.

— Ну, что там стряслось, Вова?

Я жду, когда пройдет жжение от виски, отвечаю:

— Саша от меня ушла, Паша. И знаешь, что-то мне круто хреново с этого. Я даже сам не ожидал…

— Понятно, — говорит Паша, складывает ладони вместе, прикладывает ко лбу. — Бывает, Вова, что тут еще сказать. Не ты первый, не ты последний. Добро пожаловать в клуб…

— Не первый, не последний — это правда. Только что-то больно очень. Досадно и печально. Как так происходит, Паша? И почему с нами?

— А чем ты лучше? — спрашивает Паша, наливая еще. — И чем хуже? Ты думал, будешь жить вечно в бесконечном счастье? Ты что, Вова, звоночки не слышал?

— Какие звоночки? — спрашиваю.

— Ну, что все идет не так. Что рядом с тобой словно неблизкий человек. Это не сразу так получается: со временем, на заднем плане сознания, замечаешь, замечаешь. Замечаешь, чувак, и уже никуда от этого деться не можешь. Слушай, давай за эту хрень выпьем…

Виски греет, постепенно размазывает все вокруг. Притупляет боль. Чувствую себя убийцей, только что осознавшим, что совершил. Хочется все вернуть, исправить, но назад пути нет. Все — вот он труп, вот руки в крови. Куда тут возвращаться. Только улики скрывать. Или как я — сдаваться.

— А дальше — понятный сценарий, — продолжает Паша. — Понимаешь, друг, просто не сможешь ты быть вместе с ней, если это осознал. А ты, похоже, осознал. И, как бы больно не было, расставание — лучшее, что ты можешь сделать. Хотя, точно я не знаю…

— Но, ведь все было нормально. Мы же четыре года вместе…

— Все нормально было? — спрашивает Паша. — А с чего тогда ты решил, что все кончено. Подумаешь, обиделась, ушла. Со всякой бывает. Нет: ты приезжаешь сюда, и рассказываешь, что все кончено. Ты же все решил. Уже все решил за себя и за нее. И, поверь мне, Вова, если она вернется, то будет последней дурой. И ничего из этого не выйдет.

— Ну, блин, спасибо, друг! Поддержал…

Паша разводит руками:

— А ты как хотел? Все закономерно, чувак. Дунуть хочешь?

— Блин, Паша, ты же знаешь, я это не пробую даже. У меня горе, а ты — дунуть!

Паша улыбается сочувствующе:

— Горе, Вова, определяется количеством выпитого. А ты пьешь мало. И вопросов задаешь много. Я тебе что, дед мороз какой? Мне, Вован, вообще все фиолетово. Так что, не туда ты обратился. Тебе бы грудь, да побольше, чтобы поплакать всласть. А тебя бы пожалели. Давай, пей больше…

Паша наливает мне половину, себе лишь на донышко.

— К черту баб, Паша. От меня Саша ушла…

— Так вот выпьем, чтобы только она. А потом ты уходил сам. Понимаешь, в жизни нужно идти. Вот за это…

— Циник ты, Паша, — говорю, залпом пью, закусываю шоколадом.

— А ты как думал? Так и есть.

Когда алкоголь успокаивается, опять накатывает жалость. Острая, щемящая.

— Блин, как же все-таки хреново. Как хреново, — повторяю я.

— Baby, did you forget to take your meds? — спрашивает Паша.

— Что?

— Ныть прекращай, говорю. Хватит! Расклеился, как будто на это есть время. Сожрут так, и не подавятся. Ты, вообще, дальше-то жить собрался?

Я удивляюсь, смотрю перед собой:

— А к чему ты это спрашиваешь?