Неудобные люди

Задул ветер, прямо в лицо, снег стал острым и почему-то начал вонзаться в тело, сквозь куртку и водолазку, как вот проходил через бабушку…

Бабушка. Биба.

Малик снова развернулся, дошел до парка и побрел по тропинке, оглядываясь, осматривая деревья, прислушиваясь к каждому звуку, то есть только к фоновому шуму мира, собственному дыханию и скрипу снега под ботинками. Птицы спали, ничего больше не было слышно, пока он не вышел к набережной.

Он услышал далекие голоса – недалеко от безлюдного места, куда летом ходил купаться. Нервные, странные, слов было не разобрать, они доносились со стороны плотины, через которую пруд стекал в тонкую речку парой метров ниже. Малик пошел туда. Через полсотни шагов голоса стали различимее – кто-то кричал, и кто-то кричал из-за того, что на него кричали. Или не только кричали.

Малик бросил сумку, услышал хруст, мельком увидел, как лопается истертый полипропилен, и побежал к плотине. Казалось, бежал он долго, перескакивая из вечности в вечность, слюна стала липкой, запузырилась в открытом рту.

Четверо или пятеро подростков склонились над еще одним, а тот, лежа в снегу, кричал. Еще где-то лаял пес. Малик подбежал и отшвырнул ближайших двоих. Третий начал замахиваться, Малик сгорбился, левой рукой заблокировал голову (было лишним: удара не последовало [хотя предосторожность никогда не бывает лишней (уж это Малик на собственном опыте знал)]), правой вмазал парню в живот. Тот согнулся, еще двое отошли. В снегу он увидел Диму – Диму Спиридонова, младшего сына начальников, перед Димой стелился длинный широкий след – видно, упав, отползал на спине. Малик поднял его, быстро оглядел, крови не увидел и обернулся к остальным. Те пятились туда, откуда Малик пришел. Тупые избалованные дети. Их бы на неделю в Душанбе, сразу стали бы нормально себя вести. Если бы все вернулись.

– А-а-а, это мы тут защитничка нашли. А ты вообще кто? – Тот, кого он вдарил по животу, сдавленно хрипел. – Питомца нашел себе? Ты откуда такой хороший нашелся?

– Уйдите отсюда.

Попятились и остановились.

– Уходите или хуже сделаю.

Развернулись и пошли по набережной.

– Я узнаю, кто ты! – крикнул животоударенный. – Я узнаю, кто ты, слышишь, и это тебе хуже будет, слышишь!

Когда отошли еще, Малик повернулся к Диме.

– Нормально?

Парень кивнул. Он дрожал. Действительно – холодно было. И, наверное, страшно. Темно. Журчала вода, под слоем льда и снега просачивающаяся через плотину.

– Элли! – Парень подбежал к плотине.

– Э! Подожди!

За невысоким забором стояли блоки, гудели насосы, что-то такое, Малик не разбирался. Дима открыл калитку в заборе, и оттуда с радостным лаем выбежал ротвейлер, обежал Диму и прижался боком к его ногам. Вот оно что, заманили собаку к насосам и закрыли там, чтобы не помешала. Твари.

Они втроем пошли вдоль пруда, к тропинке через парк. По дороге наткнулись на сумку Малика, та была выпотрошена и изорвана, овощи – раздавлены, яйца – разбиты, недоделанная яичница, не сваренная шурпа. Малик решил отвести Диму с собакой домой, потом вернуться и прибрать продукты. Но сначала присел, чтобы посмотреть, что осталось целым, вдруг мясо в плотной пленке или консервы.

– Фу, – бросил он псу, который начал лизать полузамерзший желток. – Не трогай.

– Ваше? – спросил Дима, засунутый руками в карманы, спрятанный головой в шарф.

– Да. Мое.

Дима протянул консервы, а его черные варежка и пуховик слились с небесной чернотой. Малик улыбнулся и сложил банку в сумку. Да, уцелевшее можно донести в ее лохмотьях, спасибо, Дима.

* * *

Крис быстро шла, практически бежала, практически летела по школьным коридорам. Посмотрев расписание одиннадцатого «А» на доске возле ученических раздевалок, она поднялась на третий этаж и теперь заворачивала к кабинету английского. Надо было успеть до того, как Клара Леонидовна начнет запускать класс в кабинет – звонок на второй урок должен был заорать вот-вот. Можно было сделать это и до первого урока, но Крис всегда на него опаздывала (или не приходила), а ждать еще урок сил не было.

Странно, обычно злость проходила быстро и оставалась где-то на фоне, сливалась с общей ноющей мелодией о несправедливости и мерзости жизни. Но в ней злость всё еще кипела, водила хороводы по телу и не давала думать.

То, что Спиридонова сделала вчера в туалете, Крис стерпела. Точнее, сначала стерпела, а потом… А потом появились эти гопари, напали на Макса, и тут тонкая струна Кристининого терпения лопнула, как всегда бывает с некачественными струнами при чересчур агрессивной игре. Решила: какого черта?! Какого черта они должны, она должна это терпеть?! Этот вихрь из дерьма и насмешек недалеких людей.

Не должна и не будет.

Пролетела два десятка метров от лестницы до нужного коридора. Спиридонова стояла там с подружками, что-то негромко обсуждая.

– Эй! – крикнула Крис.